Дурка - Гектор Шульц

– Бери, – кивнул я.

– Спасибо, – тихо ответила девушка и, помявшись, спросила. – А там, в коридоре… кто-то умер, да?

– Да.

– А что случилось, Иван Алексеевич? – побледнела Настя. – Убили кого-то?

– Нет, – вздохнул я. – Просто разбилось одно сердце.

Глава восьмая. Остатки человечности.

Очередной новый год, к счастью, я встречал не на работе, а дома. Так получилось, что последнюю смену я отработал тридцатого декабря и утром тридцать первого усталый, но довольный, отправился отсыпаться. Конечно, были просьбы других санитаров подменить их, но я твердо решил, что этот год встречу за стенами больницы. И суеверие тут совершенно не при чем. Виной всему чудовищная усталость от работы.

Я специально договорился с заведующей отделением и отделом кадров, что отпуска принципиально брать не буду и перейду на график сутки через двое, а они взамен уменьшат срок отработки. Арина Андреевна чуть подумала, сделала пару звонков в военкомат и, получив разрешение, с чистой совестью дала добро. Оставалось продержаться одиннадцать месяцев. В следующем декабре я получу вольную и буду свободен.

Я проснулся ближе к семи вечера и, потянувшись на кровати, улыбнулся. Два дня отдыха, новогодний стол, подарки, Никки. Я позвонил Никки за неделю до Нового года и предложил встретить его вместе с моими родителями и со мной, она поначалу не поверила. А когда до нее дошел смысл предложения, радостно рассмеялась и согласилась. Конечно, встречать новый год мы собирались с родителями, а потом в час или два ночи планировали поехать на квартиру к Лысой Кэт, где собирались все наши друзья.

Мама, понимая, что в этот раз за столом соберется вся семья, хлопотала на кухне. Отец смотрел по телевизору старые советские комедии и негромко посмеивался, чтобы не разбудить меня. Но я обычно спал так крепко, что не обращал внимания ни на шум с улицы, ни на разговоры дома.

С кухни тянуло жареным мясом и мандаринами, слышался лязг кастрюль и сковородок, гнались с криками за дедом Митей селяне из старой комедии «Любовь и голуби». А я лежал в кровати и наслаждался теплом. Прошлый год я встречал в компании больных и пьяных санитаров. Поэтому так не хотелось вылезать из-под одеяла и идти помогать маме. Хотелось хоть немного продлить ощущение тепла, которое стремительно ускользало.

– Доброе утро, Ванюш, – рассмеялась мама, когда я, зевая, зашел на кухню и уселся на стул.

– Доброе… – буркнул я и снова зевнул. – Помочь чем-нибудь, мам?

– Мясо отбей, – кивнула она, указав на тарелку, в которой лежало замаринованное мясо. – А я пока в магазин схожу. Майонез кончился.

– Ожидаемо.

– Когда Наташа твоя придет?

– К девяти, – улыбнулся я. У родителей к Никки было разное отношение. Отец её любил и частенько минут пятнадцать болтал с ней, если Наташка звонила мне на домашний. А мама немного побаивалась. Манеры одеваться, украшений, макияжа. Когда Никки заявилась ко мне в полной боевой раскраске, сделанной для концерта, куда мы собирались, мама чуть по стене не сползла.

– А от нас когда уйдете?

– В два примерно.

– Не пешком, надеюсь, – нахмурилась мама. – Пьяных вон, полгорода будет.

– Не. Такси вызовем. Катька в Грязи живет. Проще так до нее добраться.

– Ладно. На тебе мясо, а я побежала в магазин, – вздохнула она. Я кивнул и, затушив сигарету в пепельнице, подтянул к себе тарелку с мясом и железный молоточек для отбивки.

В половине десятого в дверь позвонили и я, в сопровождении мамы, пошел открывать. Ну а когда дверь открылась и перед нами появилась улыбающаяся Никки, держащая в руках бутылку шампанского и яркий, бумажный пакет, челюсть отвисла не только у мамы, но и у меня с отцом. В этот раз Никки обошлась без яркого макияжа, но менее эффектной от этого не стала. Облегающее черное платье, лакированные черные туфельки на каблуке. Волосы уложены в аккуратную и элегантную прическу. Глаза подведены черным, а на губах мягкая, персиковая помада.

– Ой, Наташка, – хохотнул отец, заставив Никки смутиться. – Ну, невеста. Ванька! Чего встал столбом. Помоги девушке.

– А, да. Прости, – сконфуженно хмыкнул я, забирая у неё шампанское и пакет. – Это вам, наверное.

– А это тебе, – улыбнулась Никки, скидывая пальто.

– Ты прямо Одри Хёпберн. Даже лучше, – улыбнулся я в ответ, вешая пальто на вешалку. Никки снова покраснела и глупо хихикнула.

– Я старалась, – тихо ответила она, проходя в гостиную.

Естественно, Никки наотрез отказалась бездельничать и сразу же прошла на кухню, где стала помогать маме и мне с готовкой. Даже отец изменил телевизору и постепенно перебрался на кухню. Правда мама выгнала всех, когда пришел черед жарить мясо, но сделала это не ради нас с отцом, а ради Никки, чтобы та не перепачкалась в жире. Но никто не был против.

Пока мама колдовала на кухне, мы с отцом достали с балкона раскладной столик, который терпеливо ждал весь год Нового года. Никки быстро протерла его от пыли, а я принес скатерть из комнаты родителей. Затем настал черед украшать стол. Две бутылки шампанского, коньяк, десяток салатов, блюдо с ароматным мясом. На табуретке, заботливо укрытая тремя полотенцами, ждет своего часа кастрюля с картошкой-пюре, а под елкой лежат разноцветные свертки с подарками. Накопленных за время работы в больнице денег хватило на подарки всем. Отцу я купил командирские часы в коллекцию через газету объявлений. Маме – набор кремов и флакончик французских духов, которые помогла выбрать Лаки. А Никки достался особый подарок, за которым пришлось не раз ездить в «Черное солнце» к Гоблинсу.

После речи президента, боя курантов и гимна, все бросились к елке. Отец, достав часы, прослезился, а мама сразу же убежала в ванную комнату, чтобы разложить крема и побрызгаться новыми духами. Я же, хитро прищурившись, кивнул Никки и указал пальцем на еще один сверток под елкой.

– Ой. Я думала, что это твой, – хихикнула она.

– Нет. Это тебе, – улыбнулся я. Никки долго упрашивать не пришлось. Она взяла сверток и, вернувшись за стол, без стеснений разорвала бумагу. Внутри свертка лежал альбом её любимой группы «The 69 Eyes» на виниле, коробочка с серебряным кольцом в виде пентаграммы и открытка.

– Спасибо… – Никки запнулась, когда взяла в руки пластинку. – Погоди, это автографы? Реальные автографы?

– Реальнее некуда, – кивнул я и улыбнулся, когда у Никки задрожали губы, а глаза заблестели.

– Блин, реально, – прошептала она. – Юрки, Юсси, Тимо… Все автографы. Блин, Ванька. Ты сумасшедший.

– Немножко, – хмыкнул я и, рассмеявшись, обнял Никки, которая прыгнула мне на шею. Кольцо она сразу же надела,