Империя инков - Юрий Берёзкин

Хочется привести еще один, несколько анекдотичный, пример той основополагающей для поддержания имперского сознания роли, которую играет возможность опереться на исторический прецедент. В «годы застоя» один из преподавателей академической кафедры философии, знаменитый на весь Ленинград своими консервативными взглядами, равно как и прямотой их высказывания, задал своим аспирантам вопрос, почему после установления социализма прибалтийские государства были присоединены к СССР, а балканские и центральноевропейские – нет. Правильный ответ заключался в том, что Прибалтика уже и раньше входила в состав Российской империи.

Вернемся, однако, к инкам. Если говорить о доиспанском Перу, то крайне сомнительно, чтобы идея объединения Центральных Анд под единым началом впервые зародилась у мелких вождей XI—XIV веков, постоянно сражавшихся друг против друга. Скорее, здесь сказалось наследие и влияние предшествующих царств и культур, прежде всего, Уари и Тиауанако. Организационный и духовный опыт этих государств был, очевидно, использован в годы становления Тауантинсуйю. Концентрацией этого опыта явились, в частности, представления о высшем божестве.

Государство инков, как справедливо указывает один из ведущих археологов-перуанистов, исследователь культуры уари Дж. Исбель, основывалось на концепции централизованного и иерархически устроенного мира. В эту иерархию включена вся вселенная, какая-либо автономная, соперничающая система ценностей отсутствует. Дуализм как противопоставление относительно равноправных доброго и злого начал вообще чужд индейским религиям, древнеперуанской в том числе. При этом у инков (в отличие от их мексиканских современников) центр не просто господствовал в иерархии, а как бы вмещал всю ее в себе. Движение в радиальном направлении оказывалось здесь не переходом от более важного члена иерархии к другим, отдельным, но менее важным, а то ли поглощением первым остальных, то ли их выделением из него. Что значат эти несколько туманно звучащие положения в конкретном контексте религиозной мысли и культовой практики народов Центральных Анд?

Не только конкистадоры, но и европейские исследователи недооценили первоначально серьезность монотеистической тенденции в инкской религии. В хрониках при описании пантеона Куско называются три основных имени: Виракоча, Инти, Ильяпа. Инти – это солнце, Ильяпа – гром, Виракоча – бог-творец. К данной группе имен примыкают также Пачакамак, Тонапа и, может быть, Кон – все трое не кусканского происхождения. Центром культа Пачакамака было, как много раз говорилось, центральное побережье Перу, а имя Тонапа заимствовано, по-видимому, от аймара. Функционально этот персонаж ближе всего громовержцу Ильяпе, Пачакамак же соответствует Виракоче. «Кон» входит иногда в полную формулу имени бога-творца (Кон-Тикси-Виракоча), но в мифе с побережья упоминается в качестве древнего бога, уступившего Пачакамаку власть над миром.

В начале 80-х годов американский ученый А. Демарест блестяще продемонстрировал, что индейцы Перу почитали, в сущности, лишь одно-единственное мужское божество, связанное с небом, солнцем, грозой, дождем. Между его отдельными ипостасями и проявлениями имеется известное распределение функций (восходящее и заходящее, летнее и зимнее солнце; видимое светило и предвечный творец; гром, град, рассвет и т. п.), но они чересчур нечетки и слишком тесно взаимосвязаны для того, чтобы говорить об их дискретности и об отдельных божественных персонажах. Этот вывод подтверждается не только анализом дошедших до нас письменных источников, но и более поздними данными о народных верованиях андских индейцев, а также иконографическими материалами культур уари и тиауанако.

В иконографии этих культур, чья территория, как мы знаем, охватывала центральные районы будущей империи, фигура антропоморфного божества – без крыльев в лучистой короне – господствует над всеми прочими. Она бывает обращена к зрителю только анфас, тогда как сопровождающие персонажи, нередко с чертами хищных птиц и животных, расположены от нее по бокам и показаны в профиль. Известны антропоморфные фигуры, на груди которых запечатлен еще один человекоподобный лик. Подобные композиции поддаются истолкованию как, например, отражающие представление о видимом солнце и боге-творце.

Говоря о тенденциях к монотеизму у инков, мы имеем в виду прежде всего тождество или соподчиненность мужских персонажей. Женскому началу в религии Анд отводилось особое место. В официальный пантеон попала главным образом Килья, луна. Главная супруга (и сестра) Сапа Инки сопоставлялась с ней так же, как он сам – с Солнцем. Долго предполагалось, что в народной религии большее значение имела плодоносящая земля, Пачамама («пача» – мир, земля, «мама» – госпожа, хозяйка), поскольку именно ее образ был в XX в. зафиксирован в религии кечуа и аймара наряду с образами христианского Бога, обобщенного и обожествленного «Инки-царя» (Инкарри), а также духов гор. Внимательное прочтение письменных документов колониального времени показало, однако, что Пачамама – не наследие доиспанского прошлого, а результат влияния католицизма с его культом Девы Марии. Воспринималась ли в Андах земля в качестве плодоносящего женского персонажа – большой вопрос. Если у инков и были подобные ассоциации, то они относились к хтонической Маме Окльо – жене и сестре первопредка Манко Капака. Ее храмы были немногочисленны. Один находился в царской крепости Саксауаман, вход в него был оформлен в виде разинутой пасти змеи. Другой храм на севере в Томебамбе был якобы посвящен Пачамаме, но стоявшая внутри статуя изображала Маму Окльо.

В пантеоне уари и тиауанако женский мифологический персонаж представлен, но его функции не очень понятны. Богиню изображает самая большая из сохранившихся статуй Тиауанако. На огромных полихромных сосудах уари божество в лучистой короне показано дважды с обеих сторон, причем детали изображения несколько различаются. Хотя с полной достоверностью пол фигур неопределим, их относительные размеры, пропорции и одежда склоняют к мнению, что одна принадлежит мужскому, а другая – женскому божеству. От I тыс. до н.э. до нас дошли каменные изваяния с изображениями явно выраженных мужского и женского персонажей подчеркнуто равных размеров.

В имперской инкской религии женский принцип отражен на всех уровнях, кроме самого высшего. Как явно следует из рисунка в одной из хроник, составленной знатным индейцем аймара Пачакути Ямки Салькамайуа, творец мыслился единым, а расчленение на мужскую и женскую линии начиналось с уровня видимых божественных манифестаций – Солнца и Луны. О том же свидетельствуют и другие источники.

Для характеристики сложившихся в Андах религиозно-философских концепций весьма показательны изображения на сосудах культуры наска с южного побережья Перу, датируемые первыми веками нашей эры. В сложных сценах с участием множества персонажей менее значительные фигуры показаны исходящими изо рта более значительных. В начале же этой последовательности божественных эманаций находится одно-единственное существо, как бы выделяющее из себя всю иерархию прочих.

На первый взгляд, тенденция к монотеизму соответствовала политической реальности централизованного государства во главе с Сапа Инкой. Однако такое заключение было бы слишком прямолинейным. Если в религии инков сохранились основные идеи религиозных систем уари и тиауанако, то те, в свою очередь, могли многое воспринять от системы, отраженной на изображениях культуры чавин начала I тыс. до н.э., а истоки последней следует, вероятно, искать в представлениях, характерных для строителей монументальных храмов II и III тыс. до н.э. Так что скорее характерные для Центральных Анд представления о мироздании могли повлиять на систему управления в Тауантинсуйю, нежели наоборот.