Реквием - Лорен Оливер

— Да ну? А я хочу яичницу с беконом на завтрак, — отзывается Тэк, не поднимая головы. Он скручивает сигарету.

— Ты до сих пор обращаешься со мной, как с ребен­ком, — возмущаюсь я, — и это после того, что я для вас сделала!

— Только когда ты ведешь себя, как ребенок, — от­резает Тэк, и я вспоминаю, как мы поссорились с Алексом сто лет назад, когда я только-только узнала, что мама всю мою жизнь провела в заключении в Крипте. Я уже целую вечность не думала о том момен­те и о внезапной вспышке со стороны Алекса. Это слу­чилось как раз перед тем, как он впервые сказал, что любит меня. Как раз перед тем, как я сказала ему то же самое.

Внезапно я перестаю понимать, что творится, и вонзаю ногти в ладони, пока не чувствую укол боли. Я не понимаю, как все так переменилось, как целые слои моей жизни оказались похоронены. Этого не мо­жет быть. Когда-нибудь нам придется все это взорвать.

— Послушай, Лина. — На этот раз Тэк поднимает голову. — Мы просим тебя сделать это потому, что до­веряем тебе. Ты — лидер. Ты нужна нам.

Искренность его тона настолько поражает меня, что я не знаю, что и ответить. В своей прежней жизни я никогда не была лидером. Лидером была Хана, а я только следовала за ней.

— Когда это закончится? — спрашиваю я, в конце концов.

— Не знаю, — отвечает Тэк. Впервые на моей памя­ти он признается, что чего-то не знает. Тэк пытается скрутить сигарету, но у него дрожат руки. Ему прихо­дится прекратить и начать заново. — Возможно, ни­когда.

В конце концов, он сдается и в приступе раздраже­ния швыряет сигарету наземь. Несколько мгновений мы молчим.

— Нам с Брэмом нужен третий, — наконец говорю я. — Если что-нибудь случится со мной или с ним, если кого-нибудь из нас убьют, чтобы у второго осталась поддержка.

Тэк снова смотрит на меня. Я вспоминаю, что он тоже молод — ему всего двадцать четыре. И в эту се­кунду он выглядит ровно на них. Он похож на благо­дарного ребенка, как будто я только что предложила ему помочь справиться с домашним заданием.

Потом это мгновение уходит, и лицо его снова су­ровеет. Он достает пачку табака, бумагу и снова при­нимается за дело.

— Можешь взять Корал, — говорит он.

Во всем задании больше всего меня пугает необхо­димость пройти через лагерь. Пиппа дает нам один из фонариков на батарейках. Его несет Брэм. В его движущемся свете толпа вокруг нас распадается на фраг­менты: вон вспышка ухмылки, а вон женщина, кормя­щая ребенка грудью, смотрит на нас с негодованием. Людское море неохотно расступается перед нами и смыкается за нашей спиной. Я чувствую их жажду. Уже слышны стоны, шепот «воды, воды». Отовсюду доно­сятся крики, приглушенные возгласы, звуки ударов.

Мы добираемся до берега реки. Ее русло больше не кишит людьми, дерущимися за воду. Драться больше не за что, от воды осталась лишь тонюсенькая струйка в палец толщиной, черная от ила.

До стены еще миля, а потом четыре мили к северу вдоль стены, к той ее части, что укреплена получше. Наша задача — привлечь как можно больше внимания и оттянуть как можно больше народу из службы безо­пасности от того места, к которому будут прорываться Рэйвен, Тэк и остальные.

Когда мы собирались, Пиппа открыла второй хо­лодильник, поменьше, и оказалось, что его полки за­биты оружием, которое она получила от сопротивле­ния. Тэку, Рэйвен, Ла, Хантеру и Джулиану достались пистолеты. Нам пришлось обойтись полупустой бу­тылкой с бензином, заткнутой тряпкой, — Пиппа на­зывала ее «кошельком нищего». По безмолвному до­говору меня избрали нести ее. Теперь она неприятно стучит меня по спине и словно бы становится все тя­желее. Мне представляется внезапный взрыв, разно­сящий нас на куски, и я никак не могу выбросить эту картину из головы.

Мы добираемся до того места, где лагерь упирается в южную стену города — вал людей и палаток, накатывающийся на камень. Эта часть стены и район города за ней брошены. Огромные темные прожектора тянут шеи над лагерем. Уцелела одна-единственная лампоч­ка. Она льет яркий белый свет, резко очерчивая силуэ­ты и опуская детали и объем, словно маяк, шлющий свои лучи над темной водой.

Мы идем вдоль пограничной стены на север и в конце концов оставляем лагерь позади. Земля под но­гами сухая. Ковер из сосновых иголок шуршит при каждом шаге. Поскольку шум лагеря сошел на нет, это шуршание — единственное, что нарушает тишину.

Меня грызет беспокойство. Я не слишком волну­юсь насчет нашего задания — если все пройдет хоро­шо, нам даже не придется пробивать стену, — но Джу­лиан сам не понимает, во что ввязался.

— Это безумие! — произносит вдруг Корал. Голос ее пронзителен. Она, должно быть, все это время сра­жалась с паникой. — Из этой затеи ничего не выйдет! Это самоубийство!

— Можешь не ходить! — отрезаю я. — Тебя никто не просил вызываться добровольцем.

Корал словно не слышит меня.

— Нам надо было собраться и уйти отсюда! — гово­рит она.

— И оставить всех прочих разбираться с этим са­мим? — вспыхиваю уже я.

Корал не отвечает. Ее явно ничуть не больше моего радует то, что мы вынуждены работать вместе, — а может, даже меньше моего, потому, что за командира все-таки я.

Мы петляем между деревьями, следуя за беспоря­дочными перемещениями Брэмова фонаря, порхающего впереди, словно светлячок-переросток. Время от времени мы пересекаем полосы бетона, расходящиеся от стен города. Когда-то эти старые дороги вели в дру­гие города. Теперь же они уходят в землю, текут, слов­но серые реки, у подножия молодых деревьев. Дорож­ные указатели, сплошь затянутые бурым плющом, показывают путь к городам и ресторанам, которых давно уж нет.

Я смотрю на маленькие пластиковые часы, кото­рые дал мне Бист. Двадцать три тридцать. Вышли мы полтора часа назад. У нас еще полчаса до того момен­та, когда надо будет поджечь тряпку и отправить по­сылочку за стену. Одновременно с этим раздастся взрыв на восточной стороне, к югу от того места, где будут перебираться через стену Рэйвен, Тэк, Джулиан и остальные. Надеюсь, два взрыва отвлекут внимание от пробравшихся в город чужаков.

Здесь, в отдалении от лагеря, граница в куда луч­шем состоянии. Высокая бетонная стена целая и чи­стая. Прожектора в рабочем состоянии и более много­численны: огромные, широко распахнутые, слепящие глаза отделяют друг от дружки двадцать-тридцать футов.

За прожекторами я различаю черные силуэты жи­лых высоток, здания из стекла и металла, церковные шпили. Я понимаю, что мы, должно быть, неподалеку от делового центра и что этот район, в отличие от окра­инных жилых районов города, не полностью эвакуи­рован.

Адреналин начинает свою работу, и я вся начеку. Внезапно я осознаю, что ночь вовсе не беззвучна.

Я слышу шаги снующих вокруг нас животных, шуршание маленьких тел в палой листве.

А потом до меня доносятся голоса - еле различи­мые, сливающиеся с голосами леса.

— Брэм! — шепчу я. — Выключи фонарь!