В ожидании Догго - Марк Миллз

– «Мулен Руж» был ее любимым фильмом.

Я дождался, когда мы вернулись на парковку у больницы, и спросил Догго:

– Где Жа-Жа?

Он напрягся, посмотрел мне в лицо, желая убедиться, что правильно понял меня.

– Пойдем к Жа-Жа.

Пес трижды пролаял и стал крутиться на месте. Я присел на корточки, поставил рядом рюкзак, и Догго без всяких уговоров запрыгнул внутрь вперед головой. Я развернул его и приложил палец к губам. Застегнутая «молния» скрыла его большие, полные надежды глаза.

Лифт поднял нас на третий этаж крыла, и там, взглянув на часы, я понял, что уже восемь вечера – в это время прекращают пускать посетителей.

– Расслабьтесь! – бросила Эди. – Предоставьте говорить мне.

Но никакие увещевания не помогли нам проникнуть к Джеральдине в отделение инсультников, потому что ее перевели в отделение интенсивной терапии. Там Эди попросила меня подождать за дверью. Я разговаривал с Догго через плечо, уверял, что ждать осталось недолго, и не заметил двух идущих по коридору санитаров. Когда они поравнялись со мной, я улыбнулся и произнес:

– Добрый вечер. – Санитары переглянулись, и я сообразил: они решили, будто я сбежал из психиатрического корпуса.

Вернулась Эди и сообщила:

– Все отлично: она моя бабушка, вы мой молодой человек, мы только что прилетели из Ванкувера.

– Что мы делали в Ванкувере?

– Понятия не имею. Просто пришло в голову.

– Может, мы там живем?

– Если хотите.

– Я слышал, что это прекрасное место: у воды, рядом горы, где можно кататься на лыжах. Так и вижу нас там. Давайте на этом остановимся.

– Дэн, полагаю, она не станет нас спрашивать.

«Она» оказалась дежурной сестрой – высокой, неулыбчивой, резкой в манерах, но не враждебно настроенной женщиной. На ее нагрудном значке значилось имя «Лидия». Сестра провела нас в дальний конец палаты. Когда мы проходили сквозь ряды больных, я ощутил, как завозился и стал извиваться в рюкзаке Догго, словно почувствовал присутствие витающих на грани жизни людей. Гул и шипение аппаратов искусственной вентиляции легких сопровождались отрывистой симфонией сигналов мониторов.

Там было столько людей, что никакая сила в мире не помогла бы нам выпустить из рюкзака собаку, чтобы этого не заметила одна из сестер. Но, к счастью, Лидия провела нас в комнатку с одной кроватью.

– В конце мы, насколько удается, обеспечиваем им уединение.

– Сколько ей осталось? – спросила Эди.

– Немного, хотя ваша бабушка настоящий боец. Она попала сюда в бессознательном состоянии, но мы научились ее понимать. – Лидия посмотрела на мониторы. – Вот, не хочет сдаваться. – Неожиданно она тепло улыбнулась. – Я вас оставлю с ней наедине.

Джеральдина не походила на человеческое существо – скорее напоминала долго плававшее в море, выброшенное на берег, обветренное непогодой, выбеленное солнцем бревно. Впечатление подкреплялось ритмичными вздохами вентилирующего легкие аппарата – словно волны накатывали на песок и отбегали назад. Но если не замечать прозрачную маску на губах и множество трубок, входящих в тело и выходящих из него, легко было понять, что в свое время она была красивой женщиной.

Я снял с плеч рюкзак и положил на край кровати. Выпустив Догго, сразу зажал ему пасть.

– Тихо!

Он все понял – разве есть что-то такое, что пес не способен понять, – и все же, увидев прежнюю хозяйку, не мог сдержаться и заскулил. Осторожно подошел и несколько раз лизнул в щеку. Ткнулся мордой в шею под правым ухом, с силой толкнул. Потом еще и еще. Пытался расшевелить Джеральдину, вернуть к сознанию. Я понимал, что у него ничего не получится – слишком далеко успела уйти его хозяйка. Повернулся к Эди. Та поняла выражение моего лица и покачала головой.

Догго дважды разочарованно тявкнул, прежде чем я успел успокоить его. Только я решил, что пронесло и его лая никто не услышал, как дверь отворилась, и на пороге появилась Лидия. Зорко окинув помещение, она заметила лежащего рядом с Джеральдиной Догго.

– Что вы себе позволяете? – прошипела она. – Уберите его отсюда.

– У них, кроме друг друга, нет никого на свете, – тихо промолвила Эди.

– Существуют определенные правила!

– Но есть и исключения.

Слова Эди не тронули сестру.

– Я вызову охрану.

Но в тот момент она, к счастью, покосилась на Догго и замерла. Пес смотрел на нее пустыми, лишенными всякой надежды глазами. Внезапно Лидия взглянула на монитор сердечного ритма. Ничего существенного: сердце стало биться немного чаще: 53… 54… 55… Теперь и Догго смотрел на монитор, но, вероятно, лишь потому, что мы все повернули головы к экрану. 58… 59… 60… Эди первой заметила движение.

– Ее рука…

Подергивание. Сокращение. Нет, ничего. Но вот опять. Нечто вроде конвульсии в высохшей кисти. Я взял эту руку, невесомую и хрупкую, как лапка только что оперившегося птенца, и положил на голову Догго.

61… 62… 63… 63…

Готов поклясться, пес тяжело вздохнул, когда зазвучал тревожный сигнал. Я успел заметить прямую линию на экране, прежде чем Лидия, щелкнув тумблером на аппарате, выключила пронзительную сирену. Догго, кажется, не понял, что произошло, пока не прекратил работу аппарат вентиляции легких, и он не почувствовал, как перестала подниматься и опускаться костлявая грудь Джеральдины.

Все взгляды устремились на него, прильнувшего к хозяйке и почти такого же неподвижного, как она. На мгновение я подумал, что Догго решил уйти вслед за ней по темной дорожке, но когда провел рукой по его спине от головы до хвоста, он поднял голову.

За моей спиной плакала Эди, и я не хотел поворачиваться – понимал, что тоже не сдержусь.

– Ничего подобного не видела, – произнесла Лидия.

Даже в полумраке палаты я заметил, как блеснули ее глаза, и сказал:

– Спасибо.

Сестра повернулась к двери.

– Кто вы на самом деле? – Но прежде чем я успел придумать какую-нибудь ложь, она покачала головой: – Не имеет значения.

Мне пришлось отвезти Догго в квартиру Эди.

– Странно, он кажется вдвое тяжелее, чем обычно.

Это были мои первые слова с тех пор, как мы взяли у больницы такси. Не знаю, что подумал о нас водитель – мужчине и женщине, сидящих сзади плечом к плечу в мрачном настроении, с собакой на коленях, словно свернутое рулоном старое одеяло.

Догго положили на диван и предложили бифштекс, который Эди припасла себе на ужин. Я сильно проголодался, и поскольку пес отказался есть, сделал то, что мы ожидали от него.

– Как стыдно! – посмеялась Эди. – Сейчас что-нибудь приготовлю.