Хафиз и султан - Самид Агаев

Джалал ад-Дин оставил письмо без ответа и отбыл в Азербайджан. Гийас ад-Дин скрывался у исмаилитов до тех пор, пока не стал очевиден замысел Джалал ад-Дина, окружить Аламут. Тогда он при помощи Ала ад-Дина ушел из Аламута.

Шараф ал-Мулк установил посты на дорогах, и стал обыскивать караваны, пока со стороны Сирии не подошел караван, состоящий из семидесяти исмаилитов. Шараф ал-Мулк, направил к ним отряд, который перебил их всех. Грузы каравана, навьюченные на верблюдов, были отправлены в его личную казну.

Когда войска вернулись из набегов, вазир вступил в Хой, и не осталось никого из богатых людей, у которых он не конфисковал бы богатство. Также он поступил в Маранде, Нахичеване и других областях Азербайджана. Он разорял страну до тех пор, пока не пришло сообщение о том, что султанские знамена были замечены на пути в Азербайджан. Последняя крепость, которую он осадил, называлась Руиндиз и принадлежала Сулафе-хатун, жене Хамуша, сына Узбека. Сулафа-хатун предложила сдать крепость, с условием, что Шараф ал-Мулк заключит с ней брачный союз. Вазир ответил согласием, они обменялись сватами, но брак не состоялся. Из Ирака вернулся султан и сам женился на Сулафе-хатун. Шараф ал-Мулк в это время осаждавший крепость Шахи, находящуюся на острове посреди озера Урмия, в бешенстве снял осаду, и крепость осталась непокоренной. Через некоторое время к султану прибыл посол от главы исмаилитов Ала ад-Дина с упреками за поступок Шараф ал-Мулка. Разгневавшись, Джалал ад-Дин отчитал Шараф ал-Мулка и приказал вернуть все, что было захвачено у убитых купцов. Вопрос о цене крови он обсуждать не стал, поскольку пришло известие, что его брат Гийас ад-Дин, вероломно оставивший его перед боем, и скрывавшийся у исмаилитов, ушел из Аламута. На границе Хамадана на него напал отряд хорезмийцев под командованием силахдара [94] Таваши Джэбэ, посланный Джалал ад-Дином. Гийас ад-Дин отбился и с пятьюстами всадниками, ушел в Керман. Хаджиб Барак, его наиб в Кермане, встретил его в пустыне во главе четырехтысячного отряда. На первой же стоянке наиб совершил мерзость, изъявив желание жениться на его матери, вопреки ее желанию. Пользуясь, стесненным положением Гийас ад-Дина, он вынудил его согласиться на этот брак. А после этого, спустя несколько дней, обвинив их в том, что они хотели его отравить, приказал задушить их обоих.

От долгого подъема в горы у Насави заложило уши, и начало стучать в висках. Аламут, крепость-столица государства исмаилитов, куда он держал путь, находилась на вершине одноименной скалы в горах Эльбурса. С тех пор, как основатель его Хасан Саббах, иначе шейх аль-джебель, старец горы, обманом захватил ее. Наслушавшись фатимидской ереси Насира Хосрова, он создал на ее основе собственное учение и секту убийц-фидаинов, которые не колеблясь жертвовали собственными жизнями по приказу главы исмаилитов. Причина такого послушания была в том, что он брал на службу молодых неграмотных людей, давал им гашиш, делая зависимыми, от этого зелья и обещал им рай после смерти. Он даже построил искусственный рай, где били винные ключи и молодые женщины, изображавшие вечно девственных гурий мусульманского рая, ублажали выборочно попавших туда одурманенных гашишем фидаинов. После этого они искренне верили в могущество Хасана и готовы были в любой момент умереть, чтобы вернуться туда. Эта, казалась бы порочная, и уязвимая идея оказалась на редкость живучей, и срок государства исмаилитов разменял уже вторую сотню. Все исмаилитские города представляли собой неприступные горные крепости, которые захватывались обманом, подкупом, посулами или угрозами. Исмаилиты всюду находили своих сторонников.

Дипломатическую миссию Насави совершал с большой неохотой и против своего желания. Цель, которую преследовало посольство, носило провокационный характер, и канцлер не понимал, почему для подобных дел султану понадобился именно он. Джалал ад-Дин был разгневан на Ала ад-Дина, за то, что он не вернул изменника Гийас ад-Дина, и позволил ему уйти, оделив его деньгами, лошадьми и продовольствием.

«Ты должен быть дерзок и придирчив, нарушай правила этикета, – наставлял его султан, – Заставь его выйти из себя, пусть он даст мне повод к войне». «Разве для войны необходим повод», – удивился Насави.

«Представь себе. Однако ты начал дерзить раньше времени», – заметил Джалал ад-Дин.

– Простите.

– Тебе известно, что я обложил их данью, в отместку за убийство Ур-хана, и заключил с ними мирный договор. Я не могу первый нарушить его.

– Это был повод, – не удержался Насави, и тут же пожалел об этом.

– Был, но он упущен, я пошел на поводу у Шараф ал-Мулка.

– Стоит ли ввязываться в новую войну?

– Не стоит, поэтому я посылаю тебя.

– Но почему я, государь? Ведь я не воин, эта поездка может стоить мне головы.

– Не бойся Насави, они не посмеют. Я хочу привести их к повиновению, и ты прав, говоря, что сейчас не время для войны с исмаилитами. Эту задачу можешь решить только ты. Кроме хорошей головы, у тебя еще легкая рука. Первую победу я одержал именно над твоими татарами.

– Над моими?!

– Когда я был вынужден бежать из Хорезма, из пустыни я вышел у Насы. Ведь это твой округ.

– Милостью вашего отца.

Когда за очередным поворотом показались зубцы и башни крепостных стен. Канцлер, взглянул на своего спутника, это был мустауфи Камил из администрации наместника Ирака, сопровождавший его от Казвина. Кроме него и солдат охраны с Насави ехало тридцать человек посольства.

– Аламут, – произнес мустауфи. Канцлеру послышалась дрожь в его словах, но он ничего не сказал. Отряд остановился перед воротами. Один из солдат спешился, подошел к воротам и постучал. Хотя это было излишним, за подъехавшей процессией наблюдало с десяток настороженных глаз. В воротах открылось смотровое окошко, и выглянувший страж осведомился о цели прибытия. Через некоторое время ворота тяжело поддались и стали открываться вовнутрь. Насави взглянул на Камила. Ему было явно не по себе, он был бледен и ерзал в седле, отчего его лошадь все время норовила пуститься вскачь. Посольство встречали вельможи исмаилитского государства. После взаимных приветствий Насави провели в скромное помещение, лишь устланное коврами, очевидно, это был зал, предназначенный для приемов. Исмаилитам была чужда роскошь, во всяком случае, показная. Последовав приглашению, Насави сел, скрестив ноги. Наступила долгая пауза, во время которой, стороны любезно улыбаясь, разглядывали друг другу. Наконец один из них заговорил:

– Меня зовут Мухташам, я вазир его светлости Ала ад-Дина. Мы готовы слушать, что привело вас к нам?

– Султан поручил мне задать ряд вопросов вашему повелителю, – заявил Насави. – Я не вижу необходимости предварять их здесь.

Ответ был дерзок, Насави внутренне поежился, произнося слова.

Лицо Мухташама было непроницаемо.