Диктаторы и террористы - Александр Пумпянский

Покаянную резолюцию в сербском парламенте провел президент Тадич. Перед ним стратегическая цель – привести Сербию в Европейский Союз, а с таким мертвым грузом, как отрицание Сребреницы, это безнадежно. Голосование досталось ему огромным напряжением и принесло отнюдь не только рукоплескания. Боснийские сербы сочли резолюцию изменой… В Сараеве не приняли сигнал. Семьи убиенных, к которым обращено послание из Белграда, сочли его недостаточным и двусмысленным. Суд в Гааге квалифицировал преступление в Сребренице как акт геноцида, а в резолюции нет этой квалификации… ЕС увидел в акции парламента Сербии шаг к реалистическому восприятию трагического прошлого, но если это и точка, то не в конце, а в начале пути. Даже высшее законодательное собрание не может выписать стране индульгенцию. Дело вообще не в разовой индульгенции. Камень преткновения глубже, он в самых глубинах общественного сознания, которое внутренне оправдывает преступление некоей «святой целью», национальной необходимостью или выгодой. Покуда грех патриотического каннибализма не будет избыт по сути, а не только символически, дорога в Европу заказана.

На пресс-конференции в Катыни Путин с подкупающей искренностью признается: он не знал, что Сталин участвовал в злосчастном походе Красной Армии на Варшаву в 1920 году, с той поры у него, должно быть, оставалось личное чувство по отношению к полякам. И хорошо подготовленным экспромтом высказал догадку: Катынь стала местью за тысячи военнопленных красноармейцев, погибших в польском плену… Вот и нашлась рациональная причина…

Объяснение не выдерживает критики. Пленные действительно гибли – от голода и «испанки». Ужасная судьба, но все же не расстрел в затылок. Заподозрить Сталина, который плен приравнял к предательству, в сострадании к пленным – чистое извращение. Месть за личное поражение? Больше похоже на правду, но тоже не Бог весть какое оправдание. Копаться в фобиях вождя – дело для психиатра. Для общества это странное занятие, если это не больное общество. Искать – сознательно или подсознательно – оправдание преступной политике (и находить его в патологии вождя) – это точно аберрация. Преодолевается эта социальная патология лишь одним способом. Преступление должно называться преступлением, а режим, достигающий своих целей такими средствами, преступным режимом – без хитростей и недомолвок. Пока в обществе нет согласия на эту тему, оно не вернется в норму и к норме. И пути в нормальное настоящее, не то что в будущее, не будет.

Можно высказать догадку, как было принято решение о показе в России фильма Вайды. Готовившаяся эффектная встреча Путина с польским премьером Дональдом Туском на фоне 70-летия Катыни с ключевой сценой вставания на колени нуждалась в увертюре. В реабилитации «Катыни» – еще недавно фильм клеймили за «русофобию», а тут показали по государственному каналу – был множественный сигнал. «Стране, вставшей с колен», чтобы голова не шла у нее кругом. Полякам: видите, как мы открыты, не будем спорить о прошлом… И миру: вот кто у нас принимает все важные решения. Вы думали, мы тут играем в доброго и злого правителя. Нет, правитель один, и он может быть очень добрый, обратите внимание: никакого сталинизма…

Однажды сказать (показать) правду как ценность «Культуры» – неплохо, но недостаточно. Не стратегия, конечно, и не долгосрочная политика. Такая изысканная рекламная пауза для внешнего мира. Но два часа правды у нас были, два часа напряженного труда мысли и работы совести. Оказывается, это такое облегчение и наслаждение… Спасибо Вайде.

Еще одна блестящая операция наподобие американских «морских котиков». После дождичка в минувший четверг подразделение сербских спецвойск схватило 69-летнего генерала Младича. Список самых (долго) разыскиваемых преступников вновь обезглавлен.

В 1995 году Международный уголовный суд по бывшей Югославии предъявил генералу Младичу обвинения в геноциде, военных преступлениях и преступлениях против человечества. Его разыскивали 16 лет, а нашли в доме двоюродного брата в деревне Лазарево в Воеводине в 80 километрах от Белграда. При нем были документы на его собственное имя, хотя и просроченные. Он не сделал пластической операции и, похоже, даже не пытался изменить внешность, как его соратник Радован Караджич, схваченный в самом Белграде три года назад. Он сильно постарел, и одна рука, похоже, не работала. Вот и вся маскировка.

В первые годы «подполья» он вообще не скрывался. При Милошевиче и Коштунице выдача в Гаагу ему не грозила. При демократических правительствах это было похоже на игру в прятки. Он почти демонстративно жил на секретных объектах – бывших базах Югославской народной армии (ЮНА) под охраной спецслужб, появлялся в самых заметных местах – на свадьбе сына, в дорогих белградских ресторанах и даже на футбольных матчах в правительственной ложе. Здесь он был даже в большей безопасности – его охраняла народная любовь. Подспудно, однако, ситуация менялась. То, что его ближайшие подчиненные Радивой Милетич и Милан Гверо добровольно сдались международному правосудию, возможно, и не произвело на него должного впечатления – слабаки! Но когда Милошевич, а потом и Караджич оказались в гаагской тюрьме Швенинген, это уже был ясный сигнал: его линия жизни неотвратимо ведет туда же. Но он не сдавался, он скрывался.

На его совести Сребреница и осада Сараева.

К слову сказать. Караджич и Младич – лауреаты премий Союза писателей РФ. Караджич в первой жизни хотя бы поэт, Младич к словотворчеству вообще никакого отношения не имеет. Нет текстов? Не беда. Есть подтекст. Девиз премии: «Имперская Культура». У наших патриотов весьма своеобразные представления о культуре.

Прежде всего генерал Младич именует себя патриотом. Какой страны? Он родился в деревне Бозановичи к юго-востоку от Сараева. В тот момент это считалось территорией Независимого Государства Хорватии – злосчастного марионеточного государства, появившегося на карте на историческое мгновение после того, как Германия фюрера и Италия дуче расчленили Королевство Югославия в 1941 году. Его отец – боснийский серб, партизан и коммунист – погиб в 1945 году, когда Ратко было два года, в боях с хорватскими усташами… Его юность прошла в коммунистической Югославии. Он рано вступил в компартию и выбрал военную стезю. Его зрелость выпала на пору, когда Югославская конфедерация затрещала по швам. Именно ЮНА и попыталась силой скрепить страну. Что из этого вышло, мы знаем – сейчас. Ну, а Ратко Младич, дойдя до средних командных высот, оказывался в загоравшихся – по-разному и одна за другой – точках. Заместитель командира Приштинского корпуса в Косове в июне 1991 года – еще довольно пассивная роль. А на посту командира 9-го корпуса, получив новенькие генеральские погоны, он уже вовсю воевал в Хорватской войне.

Все это можно считать прелюдией. В 1992 году он из генерал-майоров шагнул в генерал-лейтенанты, годом позже в генерал-полковники, из командира корпуса вырос в командующего округом в Сараеве, а затем в командующего созданной на базе ЮНА Армии самопровозглашенной Республики Сербской. Формально Югославская народная армия ушла из Боснии и Герцеговины. Армия Республики Сербской под командованием генерала Младича (80 000 штыков) осталась. Кровавые осадки Боснийской войны – самой длинной и зверской из черного сериала югославских войн – прежде всего ее подвиги.