Хэда - Николай Задорнов

– Ко-ко-ко-ко... – он и радуется и смеется от счастья в золотом тумане. Столько золота у него давно не было. Часть может остаться у жены. А по векселям он получит доллары. – Ко-ко-ко-ко... – он смеется тихо, счастливо, всей утробой могучего, закаленного морем тела, как бы железным шкиперским желудком, а не горлом, издавая звуки, похожие на скрип старого блок-шкива, и на бормотание индюшек в корабельном решетчатом птичнике.

– Господа, его превосходительство адмирал Путятин приглашает всех к столу, – появляясь в дверях, объявил Шиллинг.

Его тонкое, чистое лицо выражает торжественность момента. Он в белом кителе с небольшими эполетами, который сшил ему из китайской чесучи Иван Петров – лучший портной Кронштадта, выпрошенный адмиралом у Беллинсгаузена[33].

На террасе все встали. Обе матери, наклоняясь, о чем-то предупреждали детей.

Главное помещение храма совершенно пусто. Убран стол, за которым адмирал устраивал приемы и военные советы.

– Это для танцев! – проходя, сказала Анна Мария, Она принимала в подготовке энергичное участие.

К обеду накрыто в бывшей квартире священника: из трех разгороженных комнат получилась прекрасная столовая. Стены оклеены белой бумагой. По сторонам открытых окон, с видом па яркую зелень, повешены тяжелые красные занавесы. Их чуть колышет ветерок с океана. Посреди сервированного стола, по старинному обычаю испанцев, уложен прямо на белоснежную скатерть овальный букет из густо-красных роз. Матросы в белом снимают вышитые полотенца, открывая русский «именинный» пирог.

Посуда японская и американская. Вилки, ножи и ложки, также серебряные лопатки и половники с «Кароляйн».

А из дверей все идут и идут молодцы в белоснежных рубахах, с голубыми полосками на воротниках. Такого множества белой плоти и русых голов Анна Мария давно не видывала...

– Ко-ко-ко... – начал было Вард.

Адмирал взял коробку из рук подошедшего Петра Сизова и подал госпоже Вард. Оказался огромный веер из золотой бумаги с красными цветами, хлопьями падающего снега и белыми птицами.

Евфимий Васильевич кротко улыбнулся, как бы прося быть снисходительной, подарок недорогой, но по-своему роскошный. Японцы учат: тонкий вкус свойствен и беднякам.

вдруг высоко и торжественно вознесли имя виновницы торжества к небу матросские тенора.

отчеканили басы.

согласно произнес весь хор.

Захлопали пробки шампанского, купленного у пилигримов на плавучем грогхаузе.

быстро продолжал хор.

На резных деревянных блюдах Янцис и Букреев подали госпоже Вард на полотенцах именинный пирог с вензелями из сахарной глазури, каравай хлеба и солонку. Она встала, поблагодарила и обняла обоих матросов.

Под пение, громкое и величественное как в опере, супругам Вард и адмиралу поднесли бокалы с шампанским на серебряном блюде.

Раздались поздравительные возгласы. Варда заставили поцеловать жену.

«Слава богу! Начали! – подумал адмирал. – Кашу маслом не испортишь!» Он сел и стал переводить и объяснять госпоже Вард. Она слабо кивала, как бы с холодной благодарностью, но на ее всегда бледных щеках начинала ярко рдеть кровь.

Матросы стали обносить гостей пирогами.

– Какой красавец! – пылко сказала Анна Мария, когда близ супругов Доти прошел боцман Черный. – Какой кудрявый! Какой румянец!

Черный, знавший по-американски[34], взглянул на нее гордо, поднял брови и кивнул, – мол, а что же, знай наших!

Рид, подвыпив, не сводил глаз с Сибирцева.

– Вы все-таки очень похожи на американца! – разрубив воздух рукой, решительно показал он на него через стол вытянутым пальцем.

– Ах, нет, Эйли такой русский! – с восторгом воскликнула Сиомара.

Неужели американцам, как и европейцам, кажется, что для русского – наибольшее счастье показаться иностранцем? «Будь все они прокляты!» – как говорила Верочка.

– Ко-ко-ко-ко-ко... – послышалось во главе стола. Вард, остолбеневший на некоторое время, снова обрел равновесие души. Он хорошо помнил, что читал во «Frazer's Magazine», как русские одарены слухом, они лучшие певцы и музыканты после итальянцев. Но в статье сказано, что они лишены душевного равновесия. В другом журнале написано, что они все корабли ремонтируют в Англии. – Ко-ко-ко-ко...

– В их верфях в Архангельске все тиммерманы[35] привезены из Плимута и Портсмута! Но тут, наверно, англичане врут.

– Ко-ко-ко-ко...

Заиграл оркестр, и Посьет подошел к Анне Марии.

– Не могу оторвать от тебя взгляда, – сказал он по-испански.

Мистер Доти напился у него же купленным вином. Кроме того, сегодня, с разрешения японцев, взяли виски и шампанское на шхуне «Пилигрим», которая все еще строго охраняется, как в карантине.

Алексей вытянулся перед Сиомарой и поклонился.

– Эйли! – ответила она серьезно и положила ему руку на плечо.

– Эка их наши разожгли, – говорили матросы, смотря, что выделывают ногами американцы.

– Разве это наши, это вино!

– Божественный напиток! – сказал унтер-офицер Астафьев.

Мужичье! Танцуют друг с другом!

В перерыве после вальса и мазурки Анна Мария сказала пьяному мужу:

– Позови мою команду!

Мистер Доти очнулся.

– Сиомара, я иду переодеваться, – сказала Анна Мария.

Обе испанки удалились.

Солнце еще не заходило, но уже видно, что горы своими тенями закрывают город. Гости разбрелись по комнатам и террасам. Задымились манильские и гаванские сигары.

Бело-коричневые сакуры на низких холмах вокруг храма похожи на цветущие рощи каштанов. В саду – нивы из гиацинтов и гряды гортензии. За ними стоят семьями служащие при храме японцы, все в парадных и опрятных одеждах. Друг русских и сам хозяин храма Бимо неустанно кланяется и улыбается всем проходящим.