Властелин Севера - Бернард Корнуэлл

— Оставайся здесь, — велел я Ситрику.

Я взял с собой мальчишку, чтобы он охранял лошадей и нес мой щит, шлем и мешок с отрубленными головами, который я теперь у него забрал. Я велел Ситрику спрятаться за деревьями и ждать.

Я положил головы на тропу: первую — меньше чем в пятидесяти футах от ворот, последнюю — у самых деревьев, что росли у выступа. Вынимая головы из мешка, я чувствовал, как под моими пальцами извиваются черви. Я на ощупь положил головы так, чтобы мертвые глаза были обращены в сторону крепости. К тому времени, когда я наконец закончил свою работу, мои руки стали скользкими от гниющей плоти.

Часовые ничего не услышали и не увидели. Темнота окутала меня плащом; и ветер дул через холмы, и река шумно бежала по камням внизу.

Я нашел дрожащего Ситрика, и тот отдал мне черный шарф, которым я обмотал лицо, завязав узел сзади, у основания шеи. Потом я с силой нахлобучил поверх ткани шлем и взял щит.

И стал ждать.

Медленно разгорелся свет туманной зари. Сперва то была просто серая дрожь, тронувшая восточный край неба. Некоторое время в наполнившей мир холодной серости, которая не была ни светом, ни тьмой, лишь летучие мыши бесшумно скользили обратно в свои пещеры. Деревья делались черными по мере того, как бледнел горизонт, а потом первый солнечный луч слегка расцветил мир.

Запели птицы. Их было не так много, как весной или ранним летом, но я слышал голоса крапивников, пеночек и малиновок, приветствовавших наступление нового дня, а где-то внизу застучал по стволу дерева дятел.

Черные силуэты деревьев теперь стали темно-зелеными, я увидел неподалеку ярко-красные ягоды рябины…

И тут стражи у ворот заметили головы.

Я услышал их громкие крики и увидел, что на укреплениях появились еще люди. И ждал, что будет дальше.

Над высокими воротами подняли знамя, на стену взошло еще больше народу, а потом ворота открылись, и двое крадучись вышли наружу. Вид у них был нерешительный. Я прятался среди деревьев, обнажив меч, нащечники моего шлема были открыты, так что в пространстве виднелась черная ткань. Поверх кольчуги, которую Хильда до блеска натерла речным песком, я надел черный плащ. И еще на мне были черные сапоги. Я снова стал мертвым воином и наблюдал, как двое наших врагов осторожно спускались по тропе к цепочке голов.

Когда они добрались до первой заляпанной кровью головы, один из них крикнул в сторону крепости, что это голова воина из отряда Текиля. А потом спросил, что с ней делать.

Ответил ему Кьяртан. Я был уверен, что это он: хотя не мог видеть лица, но узнал его громкий, как рык, голос.

— Пни их хорошенько, чтобы улетели! — прокричал он.

И воины послушались, пинками посылая головы прочь с тропы, так что те покатились вниз, в высокую траву, где раньше стояли деревья, которые потом срубили.

Затем двое подошли еще ближе — осталась последняя из семи голов, — и, как только они шагнули к ней, я выступил из-за деревьев.

Они увидели воина с темным лицом и в блестящих доспехах, высокого, с мечом и щитом в руках. Легендарный мертвый воин просто стоял в десяти шагах перед ними, не двигаясь, ничего не говоря. Люди Кьяртана в ужасе уставились на меня, а потом один из них издал звук, похожий на мяуканье котенка, и оба без единого слова пустились наутек.

Я, по-прежнему неподвижный, стоял на месте. Всходило солнце. Кьяртан и его люди все таращились на меня, и в этом рассветном сиянии я был темнолицей смертью в сияющих доспехах, смертью в ярком шлеме… А потом, не дожидаясь, когда они догадаются спустить собак и обнаружат, что я вовсе не призрак, а человек из плоти и костей, я вернулся в тень и присоединился к Ситрику.

Я сделал все, что мог, чтобы нагнать на Кьяртана настоящий ужас. Теперь Гутред должен уговорить его сдаться, а потом, как я осмелился надеяться, великая крепость на этой скале станет моей, а вместе с ней и Гизела. Я дерзнул лелеять подобную надежду, потому что считал Гутреда своим другом. И собственное будущее представлялось мне таким же золотым, как и судьба Гутреда. Я уже видел, как успешно свершил кровную месть, видел, как мои люди осуществляют набеги на земли Беббанбурга, видел, что мой злодей дядя посрамлен, а Рагнар возвращается в Нортумбрию, чтобы биться бок о бок со мной. Короче, я совсем забыл про богов и сам сплел себе судьбу из сияющих нитей, а три коварные пряхи тем временем вовсю смеялись надо мной, сидя у подножия древа жизни Иггдрасиля.

* * *

Тридцать всадников вернулись в Дунхолм к середине утра. Клапа ехал впереди, держа в руках зеленую ветку, чтобы показать, что мы явились с миром. Мы все были в кольчугах, хотя я оставил свой добрый шлем, поручив его Ситрику. Я подумывал было переодеться в мертвого воина, но потом рассудил, что тот уже свершил свое волшебство, и теперь нам надлежит проверить, сработало ли оно.

Мы приехали к тому месту, где я стоял на рассвете и наблюдал, как двое людей Кьяртана пинали отрубленные головы, сбрасывая их с тропы. Там мы и остановились в ожидании. Клапа энергично размахивал веткой, а Гутред ерзал в седле, наблюдая за воротами.

Я же смотрел на запад, где собирались зловещие темные облака.

— Надвигается непогода, — сказал я.

Ивар прихлопнул слепня на шее своего коня, потом нахмурился, глядя на высокие ворота.

— Похоже, этот ублюдок не желает с нами говорить.

— Мне бы хотелось выступить завтра, — мягко произнес Гутред.

— Там ничего нет, — сказал я.

— Там загоны, которые соорудил для рабов Кьяртан, — ответил Гутред. — И ты сказал мне, что мы должны их разрушить. Кроме того, мне бы хотелось увидеть старый монастырь. Я слышал, что это величественное здание.

— Тогда отправляйся туда, когда закончится ненастье, — предложил я.

Гутред ничего не сказал, потому что со стороны высоких ворот внезапно прозвучал горн. Мы все замолчали, когда ворота распахнулись и навстречу нам выехал десяток людей.

Их возглавлял Кьяртан, верхом на высокой пегой лошади. Этот широколицый здоровяк с окладистой бородой и маленькими подозрительными глазками держал огромный боевой топор так, словно оружие ничего не весило. На голове у Кьяртана был шлем с парой вороньих крыльев; с широких плеч свисал грязно-белый плащ. Он остановил коня, не доезжая нескольких шагов, и некоторое время просто молча смотрел на нас. Я пытался разглядеть страх в его глазах, но вид у него был воинственный, хотя, когда Кьяртан заговорил, голос его звучал подавленно.

— Господин Ивар, — сказал он, — мне жаль, что ты не убил Аэда.

— Но и он тоже меня не убил, — сухо произнес Ивар.

— Я рад этому, — ответил Кьяртан.

Потом посмотрел на меня долгим взглядом. Я находился чуть в стороне от остальных, по другую сторону тропы и немного выше того места, где тропа эта поднималась к поросшему деревьями холмику, прежде чем круто устремиться к горловине Дунхолма. Кьяртан, должно быть, узнал меня, сообразив, что я приемыш Рагнара, тот самый, из-за которого его сын лишился глаза, но решил не обращать на меня внимания. Он снова посмотрел на Ивара.