Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - Олег Айрапетов

«В течение недель… велась редкая, но систематическая артиллерийская пристрелка по нашим позициям и тылам, – вспоминал генерал Б. В. Геруа. – Появились новые виды снарядов – шрапнель с двойным разрывом, более мощные гранаты. Летали чаще аэропланы, как бы разглядывая сверху наше расположение и делая съемки вдоль и поперек укрепленной полосы. Никто им не мешал: своя авиация почти отсутствовала, противоаэропланных батарей не существовало. И лишь пехотные солдаты развлекались, стреляя в небо из ружей и извещая беспорядочной трескотней выстрелов о появлении над головами неприятельских летчиков. Наконец, противник производил усиленные разведки нашей передовой линии. Захваченные нами пленные принадлежали иногда к новым частям, появившимся перед фронтом корпуса. Некоторые из более разговорчивых пленных показывали, что прибыли сильные подкрепления, артиллерия и, главное, германцы, которых до того не было на этом участке фронта»32.

25 апреля штаб 11-й армии приказал войскам начать занимать исходное положение, а на следующий день было произведено распределение артиллерии. 29 апреля А. фон Макензен издал приказ о начале прорыва всеми корпусами 1 мая 1915 г.33 16 (29) апреля в 00 часов 15 минут штаб Юго-Западного фронта получил сообщение о том, что на участке Севского полка начали появляться местные жители, которых германцы выгоняли перед наступлением, – поскольку оно было близко, необходимость строгого соблюдения секретности отпала. В три часа ночи немецкий батальон действительно атаковал позиции севцев, но был отбит34. Доклады в штаб армии и фронта ничего не меняли: перед войсками по-прежнему ставилась одна и та же задача – пассивная оборона без подкреплений. Между тем русские части были растянуты буквально в ниточку, 10-й корпус занимал 50 верст, в среднем на один батальон приходилось по одной версте фронта, без резервов, без корпусной артиллерии, без запаса снарядов35.

«Дух войск бодрый, – информировал 17 (30) апреля штаб фронта инспектировавший позиции под Горлице офицер. – В ожидании атаки люди спокойно продолжали свою работу по укреплению позиции. Появление германцев, как и следовало ожидать, оказало на людей известное действие. «Белый с красным дым разрывов лучше белого германского», – говорили солдаты. Германцы сразу заставили их быть более осторожными и бдительными как в окопах, так и в сторожевой службе, благодаря своей активности»36. 1–6 мая произошел германо-австрийский прорыв под Горлице – Тарновом. Подполковник Г Брухмюллер организовал невиданный на Восточном фронте артиллерийский удар. В течение первых четырех часов обстрела 610 германских орудий выпустили около 700 тыс. снарядов, в том числе и химических37. На участке прорыва противник создал огромное преимущество в силах: Сводному, Гвардейскому, 41-му и 10-му германским, 6-му австрийскому корпусам (126 тыс. человек) противостояли 70, 31, 61 и 9-я пехотные дивизии, резервом которых служили 7-я кавалерийская и не в полном составе 63-я пехотная дивизии (всего 60 тыс. человек)38.

Наступление Сводного корпуса (18 батальонов) поддерживали 60 легких и 56 тяжелых орудий, 41-го (18 батальонов) – 96 легких и 32 тяжелых орудия, 6-го австрийского (28 батальонов) – 100 легких и 32 тяжелых орудия, Гвардейского (24 батальона) – 96 легких и 24 тяжелых орудия. Всего в 11-й армии было 352 полевых и 144 тяжелых орудия, в 4-й австро-венгерской армии – 350 легких и 103 тяжелых орудия. Кроме того, в 10-м корпусе имелось 96 легких и 12 тяжелых орудий, в 11-й венгерской кавалерийской дивизии – 18 легких орудий39. В результате плотность на один километр фронта составляла у наступающей германо-австрийской группировки – 3600 человек, 17,6 орудия, 7,4 пулемета, 2,7 миномета; у оборонявшихся – 1714 человек, 4,1 орудия, 2,9 пулемета и ни одного миномета40. Но цифры не дают полного представления о преимуществе, созданном немцами, которое было не только количественным и материальным.

Грохот артиллерии вскоре после начала обстрела перерос в сплошной гул. В подготовке прорыва принимали участие 210-мм крупповские и 305-мм шкодовские гаубицы. Взрывы их снарядов подымали землю на десятки метров41. «Этот гром, этот вулкан огня, – вспоминал один из австрийских генералов, – были чем-то абсолютно новым для нас, австрийцев, с нашей слабой артиллерией и ограниченным запасом боеприпасов»42. Тем более в новинку этот обстрел был для тех, на кого он направлялся. Психологический эффект оказался весьма велик, врач тылового госпиталя вспоминал: «Жалкой детской хлопушкой кажется наша артиллерийская пальба рядом со зловещим грохотом этих потрясающих взрывов. Снаряды летят по воздуху с таким страшным гудением и рвутся с такой ужасной силой, что об их направлении можно судить по звуку. Временами треск разорвавшегося снаряда напоминает грохот падающих домов»43. Английский корреспондент Б. Пейрс, оказавшийся свидетелем обстрела, писал: «Вся местность была покрыта разрывами снарядов, которые сносили окопы и людей»44.

Немецкая пехота наблюдала за бомбардировкой, стоя на брустверах своих окопов. «Артиллерия противника не смогла организовать какой-либо отпор, – сообщал германский отчет об операции. – Несколько батарей, которые предприняли такую попытку, немедленно были принуждены к молчанию подавляющим огнем»45. Против 140 тяжелых германских и австро-венгерских орудий у русской армии было на этом участке фронта только шесть из 105 имеющихся. Дневной расход боеприпасов на гаубичную батарею в 3-й армии был установлен в 10 выстрелов46. Каждая батарея немецкой полевой артиллерии перед наступлением получила на позиции по 1200 снарядов, тяжелой – 600 снарядов, а сверхтяжелой – 500 снарядов47. Кроме того, специально для разрушения окопов наступавшие использовали 70 мощных минометов48. Каждый неприятельский корпус получил по два легких, одному среднему и одному тяжелому минометному отделению (последнего не хватило только для 6-го австрийского)49.

Если австро-германское наступление и ожидалось, то масштабы артиллерийской подготовки к нему были абсолютно неожиданны. «В непрестанной долбежке наших позиций, – вспоминал начальник штаба 31-й пехотной дивизии, – принимали участие, кроме обыкновенных полевых орудий калибров 3 и 4,5 дм, гаубицы и мортиры в 6, 8 и 9 дм. Наша жалкая числом и мощностью артиллерия, несмотря на ее героические усилия, была беспомощна против этой лавины стали, чугуна и свинца. На фронте 31-й дивизии удалось взять в плен германского офицера и найти на нем карту с нанесенными германо-австрийскими батареями. Будучи эшелонированы по дальности и калибрам, они стояли в несколько рядов, точно в колонне»50. Эта колонна активно использовала и новые приемы артиллерийской борьбы. Сам Г Брухмюллер отмечал: «Огневой вал сначала был использован на Восточном фронте при атаке мелких войсковых соединений, а затем и в крупных операциях. Уже при прорывах в 1915 году… пехота продвигалась вслед за огневым валом»51.

Однако даже при таком ошеломляющем, не поддающемся математическому учету превосходстве в материальных средствах немцам не удалось сразу же прорвать русский фронт. Ставка поначалу не осознала масштабов случившегося. «В районе Тарнова и южнее артиллерийский огонь достиг большой силы, – гласило ее сообщение от 19 апреля (2 мая), – и отдельные бои ведутся со значительным напряжением»52. Когда после окончания артиллерийского обстрела баварская пехота двинулась в атаку на то, что осталось от русских позиций, она была отбита ружейно-пулеметным огнем с большими потерями53. 11-я баварская дивизия так и не смогла выполнить поставленную перед ней задачу54. Та же картина повторилась на фронте почти всех атакующих корпусов, и пехота противника вынуждена была откатиться назад. Вновь в дело вступила артиллерия55. Все началось заново. К полудню от русских позиций не осталось практически ничего, но пехота продолжала держаться56.