Золушка в поисках доминанта - Дора Коуст

Хотел все исправить и мог. За попытку не бьют. Вспомнились чемоданы, сиротливо стоящие в коридоре ее квартиры. Желала убежать, да вот только я ее желание не разделял. Стоит показать ей весь мой мир изнутри, пусть посмотрит и тогда уже решит, нужно ли это ей или нужно. Да, второго варианта не дано. Знаю, что затянувшись, не сможет уйти, а я не смогу отпустить. Все легко.

Не просыпалась, когда вытаскивали из машины. Не очнулась, когда нес по белоснежным коридорам больницы. Не подавала никаких признаков жизни, когда брали анализы и ставили капельницу. Страх оседал пеплом на губах, врывался в легкие вместе с сигаретой. Не курил еще с университета, а теперь вот снова вдыхаю серые клубы дыма, впитывая их легкими. Сколько еще ждать? Когда очнется?

Медсестра смотрела на меня с каким-то непонятным выражением лица. Читал укор во взгляде, но не понимал за что. Сидел в кресле, смотрел на капли, что отмеряли свою дозу и просачивались в трубки, чтобы попасть в кровь. Охрана за дверьми. Сюда никого не пустят кроме медперсонала, но кто-то уже проговорился о моем нахождении здесь, иначе, откуда бы взялись журналисты, что расставили свои фургоны на стоянке перед зданием. Отчетливо видел их в окно, но стало плевать. Пусть пишут все, что угодно, вещают по новостям, добавляя небылицы и от себя. С этим мы будем разбираться завтра.

Неви так и не нашли. Скрывается гад. Нет его ни в квартире, ни в офисе. Пусть лучше сам сдохнет, чем попадется моим ребятам… Хотя, такое не тонет и чаще всего живет сладко и весело долгие годы. Разувшись, скинул пиджак на кресло и прошел к кушетке, на которой спала Анжелика. Присев, лег набок рядом с ней — по-другому места не хватало. Осторожно обняв за талию, что скрывалась под белоснежной рубашкой, рассматривал безмятежное лицо. Веера темных ресниц, очерченные губы. Наверное, так люди и понимают, что им кто-то дорог — просто посмотрев на этого человека в определенный момент.

Сейчас она была похожа на маленькую девочку. Кукольные бледные черты лица, хрупкое тело. Для такой мои предпочтения в сексе — сущее наказание. Это не для нее, почти все не для нее. Как начинаются отношения «саба и доминант»? Точно ни так, как это произошло у нас. Она тянется к граням этого мира, но даже понятия не имеет, что ждет ее за закрытыми дверьми. Объяснить, рассказать, показать — все это нужно было делать в самом начале, но не считал необходимостью. Вооружившись информацией, она сразу поймет, что я отличаюсь даже от тех, кого принято считать ненормальными из-за их предпочтений. Уже поздно. Уходить тоже поздно.

— Мистер Конт. — Джереми заглянул в палату. — Вам что-нибудь принести?

— Американо с мятой. Ночь будет долгой. — ответил еле слышно, чтобы не побеспокоить Анжелику. — Как себя ведут репортеры?

— Пытаются пробиться в больницу. Устроили целый лагерь на стоянке. Разогнать?

— Пусть сидят, если им очень хочется. Джереми, ты ведь что-то другое хотел сказать. Я вижу по твоему лицу. — давно научился разгадывать их эмоции и чувства.

Это приходит неизбежно, когда находишься с людьми почти двадцать четыре часа в сутки, а иногда и двадцать пять…

— Сюда направляется Мисс Конт. — произнес нерешительно, опуская глаза вниз.

— Твою… маму! Откуда вызнала?

— Так с полчаса уже по новостям крутят, что вы в больницу попали.

Ощупав штаны, понял, что не знаю, где оставил свой телефон. Скорее всего, выпал в машине. Представляю, как она сейчас сходит с ума. Наверняка, напридумывала кучу страшных вещей и пятьдесят четыре способа моей безвременной кончины. Женщины… Как без вас хорошо и одновременно плохо.

— Опровержение будем давать?

— Джер, давай все завтра и тащи уже кофе. Можешь к мяте еще и коньяка добавить. К разговору с мамой необходимо быть подготовленным…

— Сочувствую.

***

Анжелика

Первый раз пришла в сознание, услышав выразительный женский голос.

— Сынооок! — голосил кто-то, будто в отдалении.

Открыв глаза, не сразу поняла, где нахожусь. Рука болела и, повернув голову, увидела почему. К ней тянулась капельница — неужели все настолько плохо? Да вроде нет. Тело чувствую, даже подвигать могу конечностями. Хотя и затекло все от возлежания в не очень удобной позе.

— Мама, что ты здесь делаешь? — спросил Конт за дверью палаты.

Она была немного приоткрыта и пропускала желтую полоску света на пол, позволяя отчетливо слышать говорящих. Чувство, что подслушиваю, колыхнулось где-то в груди, но тут же улеглось. В конце концов, сами виноваты, что стоят прямо под дверью, а мы вообще тут мимо… лежим.

— Как я рада, что с тобой все хорошо! С тобой ведь все хорошо? — нетерпеливые нотки в голосе и еще какие-то чувства — сложно понять.

— Да, со мной все хорошо. Ты зря приехала.

— Как это зря?! Ты знаешь, что показывают по телевизору? Да мне уже тысяча подруг позвонили!

— Ты преувеличиваешь. Ночь на дворе и все твои подруги уже давно спят. — Конт же казался напротив, чересчур терпеливым.

— Я преуменьшаю! Если с тобой все хорошо, то почему ты здесь и почему меня не пускали к тебе?

— Есть причины, по которым я здесь нахожусь. А не пускали, потому что не велено. Это все же больница, а не проходной двор.

— Кто там за дверью, сын? Что ты скрываешь от меня?

— Ничего. — дверь скрипнула.

Видимо Конт перегородил дорогу, закрыв собой вход в палату.

— Немедленно отойди от двери!

— Мама!

— Немедленно!

— Там… девушка.

— Какая девушка?

— Моя девушка, мам, моя…

Второй раз вынырнула из сна, учуяв аромат любимого кофе. Хотелось сделать хоть один глоток, настолько сушило рот. Произнести ничего не смогла, лишь почавкала сухими губами. Глаз не открыть — будто на веки положили по кирпичу. Головная боль ослабла, но спать хотелось неимоверно. Сон переборол даже жажду.

В третий раз просыпалась со вкусом. Чувствовала себя хорошо, если не сказать большего. Чье-то дыхание щекотало щеку, опаляло ресницы. Приоткрыв один глаз, увидела Конта, вольготно расположившегося рядом. Он спал на спине, приобнимая меня за плечо, в то время как я лежала боком, распластавшись на его груди. Не хватало еще на него только ногу закинуть, но в этом чувствую, мне помешало одеяло, в которое я была запелёнута словно в кокон.

Он был расслаблен. Лицо не выражало никаких эмоций, кроме умиротворения. Такой спокойный, такой сексуальный в мятой белой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Волосы взлохмачены, только бы сдержаться и не тронуть руками, а то точно проснется. Уголок его губ дернулся или показалось?

— Если ты так пристально будешь рассматривать меня, то очень скоро просверлишь во мне дыру. — произнес он хриплым со сна голосом.

Шкодливо улыбнулась, целуя открытый участок кожи в вороте рубахи. Резко перевернулся, подминая меня под себя.