Антисталинская подлость - Гровер Ферр

Вы только подумайте, что это означало? Ведь 40 миллиардов рублей — это такая сумма, которую крестьяне не получали за все сдаваемые ими продукты. В 1952 году, например, колхозы и колхозники получили за всю сданную и проданную ими государству продукцию 26 миллиардов 280 миллионов рублей.

Разве такое предложение Сталина основывалось на каких-то данных? Конечно, нет. Факты и цифры в таких случаях его не интересовали».[241]

По уверениям Хрущева, проблемы налогообложения рассматривались Сталиным в феврале 1953 года, т. е. совсем незадолго до смерти вождя. Но никому так и не удалось записать ][138 мнение Сталина по данному вопросу. И лишь Хрущеву довелось услышать то, что не удалось больше никому другому…

В самый первый раз Хрущев вспомнил о предполагаемом увеличении налога на июльском (1953) Пленуме ЦК, целиком посвященном «делу Берии». Тогда же Микоян и Молотов тоже назвали цифру в 40 миллиардов рублей, но вслед за Хрущевым. Причем оба упомянули ее в контексте, не оставляющем сомнений, что до хрущевской речи им ничего не было о ней известно.

Микоян, выступивший на октябрьском (1952) Пленуме ЦК против дополнительных налогов на крестьянство, вспоминает лишь то, что Сталин однажды заговорил о сдаче «лишней курицы». Но сам же признается, что большего не слышал, т. к. вопрос обсуждался в его отсутствие. Но о 40 млрд. Микоян не написал в своих воспоминаниях ни слова.[242]

Сталинское недовольство Постышевым

Хрущев: «Попытки выступить против необоснованных подозрений и обвинений приводили к тому, что протестовавший подвергался репрессиям. В этом отношении характерна история с т. Постышевым. В одной из бесед, когда Сталин проявил недовольство по адресу Постышева и задал ему вопрос:

— Кто вы такой?

Постышев твердо заявил с присущим ему окающим акцентом:

— Большевик я, товарищ Сталин, большевик!

И это заявление было расценено сначала как неуважение к Сталину, а потом как вредный акт и впоследствии привело к уничтожению Постышева, объявленного без всяких к тому оснований „врагом народа“».[243]

Как уже отмечалось, Постышев был исключен из списка кандидатов в члены Политбюро и из партии, затем арестован и в конце концов осужден и расстрелян за проведение повальных репрессий среди ни в чем не повинных членов партии. Хрущев присутствовал на том Пленуме (январь 1938 года) и потому не мог не знать, чтó именно стало первопричиной ][140 нареканий в адрес Постышева. Поэтому Хрущев, конечно же, лгал, утверждая, что приговор вынесен Постышеву «без всяких к тому оснований».

Но, по всей вероятности, он лгал и про то, что такая беседа вообще состоялась. Рассказ о словопрениях между Постышевым и Сталиным мы находим только в «закрытом докладе» Хрущева и в его же подготовительных «диктовках» к речи на XX съезде. И только.

Кажется, больше никому не посчастливилось оказаться свидетелем подобного разговора. Ничего не говорится о нем и в воспоминаниях самого Хрущева, хотя многие страницы там посвящены Постышеву.

Как отмечают Гетти и Наумов, нет никаких свидетельств, удостоверяющих наличие трений между Сталиным и Постышевым до январского Пленума 1938 года. Как говорилось ранее, именно на нем Постышев был выведен из числа кандидатов в члены Политбюро и вскоре после того арестован. Таким образом, хлесткий «обмен мнениями» между Сталиным и Постышевым,— если таковой состоялся,— мог произойти только в дни январского Пленума ЦК.

Борис Николаевский и ряд других комментаторов «закрытого доклада» полагают, что упомянутый Хрущевым разговор произошел годом раньше — в дни февральско-мартовского (1937) Пленума ЦК. Такое мнение основано на одном из утверждений все того же доклада, где говорится, что Постышев открыто выступил против Сталина. Между тем довольно объемистая стенограмма Пленума без пропусков и купюр была опубликована в 1992—1995 годах. И, как случалось не раз, тогда же выяснилось, что Хрущев здесь снова солгал: в стенограмме выступления Постышева на февральско-мартовском Пленуме нет даже намека на критику Сталина. Не было на том Пленуме и пресловутого обмена колкими репликами.

Что касается стенограммы январского (1938) Пленума, она известна лишь в отрывках, хотя некоторым из историков удалось познакомиться с полным тестом всех его заседаний. Тем не менее никто из исследователей-архивистов специально не отмечал, что описанный Хрущевым диалог состоялся в ходе январского Пленума. Таким образом, весьма вероятно, что и здесь Хрущев сказал неправду. Только нельзя быть до конца уверенным.][141

Даже если Сталин говорил что-то подобное, его слова, разумеется, не могли стать причиной для ареста Постышева, последующего суда над ним и вынесения ему смертного приговора. Постышев понес суровое наказание не из-за пререканий со Сталиным, а за вопиющее по масштабам избиение партийных кадров. Вне зависимости от того, высказывал ли Сталин недовольство Постышевым в таких выражениях,— а здесь самое время напомнить, что кроме самого «закрытого доклада» тому нет никаких подтверждений,— Хрущев все равно лгал, когда указывал причины, будто бы предопределившие участь Постышева.

Зачем, вообще, Хрущеву понадобилось говорить об этом? Надо полагать, ему нужно было своеобразное «алиби» для тех, кто работал со Сталиным на протяжении многих лет.

Многие делегаты, вероятно, задались бы вопросом: почему ближайшие соратники Сталина не осудили его за «преступления», обвинения в которых выдвинул Хрущев? Почему, зная обо всем, они не сделали ничего, чтобы остановить Сталина? Хотя предложенное Хрущевым объяснение выглядит явно неубедительным, никакого иного ответа он дать не смог: «Нас убили, если бы протестовали. Посмотрите, что случилось с Постышевым только за напоминание, что он большевик!»

«Дезорганизация» работы Политбюро

Хрущев: «Серьезно принижалась роль Политбюро ЦК, дезорганизовывалась его работа созданием различных комиссий внутри Политбюро, образованием так называемых „пятерок“, „шестерок“, „семерок“, „девяток“. Вот, например, решение Политбюро от 3 октября 1946 года:

„Предложение тов. Сталина.

1. Поручить Комиссии по внешним делам при Политбюро (шестерке) заниматься впредь наряду с вопросами внешнеполитического характера также вопросами внутреннего строительства и внутренней политики.

2. Пополнить состав шестерки председателем Госплана СССР тов. Вознесенским и впредь шестерку именовать семеркой.

Секретарь ЦК — И. Сталин“.][142

Что это за терминология картежника? (Смех в зале.) Ясно, что создание подобных комиссий — „пятерок“, „шестерок“, „семерок“ и „девяток“ внутри Политбюро подрывало принцип коллективного руководства. Получалось, что некоторые члены Политбюро отстранялись таким образом от решения важнейших вопросов».[244]