Любовница опекуна - Ирина Давыдова

Опустила глаза и поняла, что стою перед мужчиной практически в прозрачной пижаме. Вот это позорище!

― Между нами что‐то было? ― решила уточнить и сразу же потянула на себя плед, который до сих пор лежал на Иваре.

Фух, он хотя бы в штанах.

― Я был настолько плох, что ты даже не запомнила?

― Ивар, я просто предпочитаю быть в трезвом уме, когда это случится! ― рявкнула я и вдобавок притопнула ногой.

Оглянулась и пошла на поиски стакана, чтобы налить себе воды.

― Прости, ― услышала позади, допивая второй стакан воды и крепко кутаясь в свой плед. ― Конечно ничего не было, Ассоль. Я тоже предпочитаю, чтобы ты была трезвая в этот момент, и уж тем более я бы не стал пользоваться тобой пьяной.

― Спасибо, ― кивнула я и медленно обернулась. ― Ты тоже прости. Что‐то я вчера разогналась с вином. Обычно я столько не пью.

― Потому я приехал, чтобы ты не выпила еще больше.

― Дофига, да, я вчера залила в себя?

― Ну, больше одной бутылки, ― он приподнял бровь, кивая на пустую бутылку около ножки стола.

― Извини, что тебе писала. Я вчера очень расстроенная была.

― Поделишься со мной? А я тебе кофе сварю.

Я кивнула, понимая, что выговориться мне не помешает. А с кем это сделать, как не с Иваром. Больше ведь никого нет.

Я переоделась в домашние шорты и майку, убрала волосы в хвост и, приведя себя в порядок в ванной, вернулась на кухню. Ивар сварил кофе и дожаривал колбасу в омлете. Да он настоящий повар оказывается, ― хмыкнула про себя и прошла мимо него к кулеру с водой. Набрала еще стакан и сразу же осушила его.

― Присаживайся. Сейчас будем завтракать.

― С завтраком ты погорячился. Что‐то пасмурно за окном стало, пока я в ванной была.

― Как голова? Болит?

― На душе больше болит, ― буркнула я и присела за стол с новым стаканом воды.

Ивар поставил возле меня тарелку с едой, а рядом чашку с кофе.

Я кивнула и, вилкой отломав кусочек омлета, забрала его в рот.

Присев напротив, Ивар принялся за свой завтрак.

― Подумать не могла, что ты так вкусно готовишь. Ивар, ― я отложила вилку и серьезным видом посмотрела на мужчину: ― Ты правда прости меня, что я тебе написала. Я была пьяная и ничего не понимала.

― Как там говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, так должно было случиться. Ты очень расстроена из‐за маминых украшений, да?

Я пожала плечами, понимая, что дело не только в них.

― Да, что‐то меня вчера накрыло. Родителей вспоминала, ― грустно хмыкнула и, сделав глоток кофе, продолжила, глядя в окно на хмурое небо: ― Они были так молоды, так любили друг друга. Мне очень не хватает их. У меня ведь никого кроме них не было. Ни бабушек, ни дедушек.

― Ты же знаешь, что твои родители были из детдома.

― От этого мне еще больнее, Ивар. Они ведь только начинали жить, только расправили крылья. У них была я, и… мы должны были жить все счастливо. В тот год мы собирались полететь на Севилью, но нашим мечтам было не суждено сбыться.

― Ты из‐за этого пошла работать? У меня денег нельзя было попросить? Ты же знаешь, что на твоих счетах огромные суммы лежат, которые с каждым годом только увеличиваются. И да, ты не можешь ими распоряжаться до двадцати пяти лет, но с моего согласия всегда пожалуйста.

― Я принципиально не хотела просить у тебя. Мне важно было, чтобы я заработала сама.

― Ох уж эти принципы. Ты должна знать, Ассоль, что, несмотря ни на что, ты не одна. Я рядом всегда.

― Ивар, а кто меня вчера переодевал? ― задала интересующий меня вопрос, не дававший покоя последние полчаса.

― Ты сама, ― он тут же выставил руки ладонями вперед, как бы оправдывая себя, что он к этому не причастен.

― Надеюсь, не при тебе?

― Нуу… нет. Но хотела.

― Хочешь сказать, что поступил, как настоящий мужчина и вышел за дверь?

― Именно так и было. Хотя не скрою, было огромное желание понаблюдать за тобой.

― Ну, я думаю, моя пижама не особо скрыла тело, и ты таки облапал меня своим взглядом.

― Тут уж извини, в этом себе отказать не мог. Ибо нехер шляться передо мной в таких нарядах.

Бросила на него недовольный взгляд и снова положила в рот кусочек омлета с колбасой.

― Что там с горничной? Есть какие‐то новости?

Ивар отпил воды из моего стакана и посмотрел на меня задумчивым взглядом.

― Нет, пока нету. Эта тварь не хочет говорить, кому их продала.

― Какая же она дрянь. Как вообще посмела украсть их?

― Она решила, что это будет ей материальной компенсацией за то, что я вышвырнул ее с работы.

― Я готова выкупить эти серьги. Готова, чтобы ты снял деньги с моего счета, лишь бы только их вернуть, Ивар! ― прорычала от безысходности, понимая, что у нас нет ни малейшей зацепки.

― Ты после моего сообщения вчера сорвалась, да? Но я тебе обещаю, что серьги все равно будут у тебя. Я найду их, чего бы мне это ни стоило.

― Но как? Как найдешь, если она не рассказывает тебе!

Рукой подперла лоб, не понимая, что нужно сделать, чтобы вернуть дорогую моему сердцу вещь. Мне так было обидно, так больно, что какая‐то дрянь украла вещь моей мамы! Это же память! Не цацки.

― Я найду рычаги, на которые можно надавить.

― А где она сейчас, Ивар? Ее надо полиции сдать.

― Ну, отпускать ее в тюрьму слишком рано. Я сам устрою ей наказание.

― Тоже отправишь на трассу?

― Нет, я придумал ей кое‐что поинтереснее.

― Ивар, может, стоит Аллу вернуть все же? Она уже и так наказана.

― А кто мне будет возвращать долг? Ты, что ли?

― Ну, ты бы мог взять мои деньги.

― Нет! ― рявкнул он, одарив меня гневным взглядом. ― И даже думать не смей, что я возьму себе твои деньги. А эта тварь пусть отрабатывает должок.

Я покачала головой и доела свой завтрак. Спорить с этим человеком не имело смысла. Я знала, какой он может быть категоричный.

― Когда домой вернешься? ― поинтересовался Ивар, перемывая посуду.