Семь мужей Эвелин Хьюго - Тейлор Дженкинс Рейд

Разумеется, я не собиралась засиживаться в баре с мужчиной, который ничего обо мне не знал. Не хватало только, чтобы он подумал, что мне нечем больше заняться.

Идя к выходу, я чувствовала на себе его взгляд, но, собрав волю в кулак, не оглянулась, что – учитывая мое тогдашнее затруднительное положение – стоило немалых сил. Вернувшись в отель, я переоделась в пижаму, заказала ужин и включила телевизор.

Перед тем как лечь спать, я написала Селии письмо.

Я сложила листок пополам, засунула его в адресованный ей конверт, выключила свет и закрыла глаза.

Через три часа меня разбудил резкий, пронзительный звонок стоявшего на столике телефона.

Еще толком не проснувшись, я подняла трубку.

– Bonjour?[18]

– Мы можем говорить на вашем языке, – раздался голос Макса. – Хотел бы узнать, будете ли вы свободны приблизительно через неделю. Я буду снимать фильм.

– Через две недели?

– Меньше чем через две. Мы снимаем в шести часах езды от Парижа. Вас устроит?

– Что насчет роли? Как долго продолжатся съемки?

– Картина называется «Boute-en-Train». Во всяком случае это ее рабочее название. Съемки продлятся две недели возле озера Анси. В остальное время съемок в вашем присутствии необходимости нет.

– Что значит «Boute-en-Train»? – Я попыталась произнести название так, как сказал он, но получилось натужно и неуклюже, и я дала себе зарок больше не пытаться. Не делайте то, в чем вы не сильны.

– Это значит жить как на вечеринке. Вы такая.

– Прожигательница жизни?

– Это как когда кто-то – сердце общества.

– И моя героиня?

– Женщина, в которую влюбляются все мужчины. Роль писали для француженки, но сегодня я решил, что ее сыграете вы. А француженку я уволю.

– Не очень-то это красиво.

– Она не вы.

Я улыбнулась, удивленная его шармом и энтузиазмом.

– Двое мужчин, оба мелкие воришки, бегут в Швейцарию, но по пути им встречается невероятной красоты женщина. Далее всех троих ждет приключение в горах. Я сейчас сижу со сценарием и пытаюсь решить, можно ли сделать так, чтобы она оказалась американкой. Думаю, это возможно. Получается даже интереснее. Какая удача встретить вас именно сейчас. Итак, вы согласны?

– Дайте подумать. – Я уже знала, что возьму эту роль. Другой мне никто не предлагал. Но торопливость и уступчивость ничего хорошего никогда не принесут.

– Конечно. Да. Вы ведь снимались обнаженной, верно?

– Нет.

– По-моему, стоило бы. Топлес. В кино.

Если уж мне суждено показать грудь, то почему бы не во французском фильме? И если уж французам приспичило обратиться за этим к кому-то, то почему бы и не ко мне? Я знала, что принесло мне славу в первый раз. Знала, что может случиться во второй.

– Почему бы нам не обсудить это завтра? – предложила я.

– Давайте тогда завтра утром. Потому что, Эвелин, та, другая, актриса, которая у меня есть, она согласна показать грудь.

– Уже поздно. Позвоню вам утром. – И я положила трубку.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Конечно, предложение не соответствовало моим запросам и представлению о себе, но, с другой стороны, мне ужасно повезло. Кино – жестокий бизнес. Примирить то, к чему привык, с тем, как все складывается теперь, бывает нелегко. К счастью, мне не пришлось делать это долго.

* * *

Двумя неделями позже я приехала на съемочную площадку. На этот раз свободная от всей той строгости, закрытости и необходимости изображать невинную девушку, как подавал меня «Сансет». На этот раз я могла делать все, что хочу.

С самого начала съемок Макс ясно дал понять, что не желает ничего другого, как только обладать мною единолично. По тем взглядам, которые он бросал на меня, я понимала, что привлекла Макса-режиссера отчасти и потому, что привлекла его как мужчину.

Зайдя в мою гримерную за два дня до окончания съемок, Макс сказал:

– Ma belle, aujourd’hui tu seras seins nus[19].

К тому времени я уже достаточно нахваталась французского, чтобы понять: он хочет снять сцену, в которой я выхожу из озера. Когда американка с большими сиськами снимается во французском фильме, она быстро узнает, что, если французы говорят seins nus, это означает, что ты нужна им топлес.

Я была совсем не против обнажиться и показать свои достоинства, если это требовалось, чтобы вернуть свое имя на экран. Но к тому моменту я влюбилась в одну женщину. Влюбилась безумно. Желание проникло во все клеточки моего тела, и я уже знала, какое наслаждение таится в обнаженном женском теле.

Так что я ответила Максу, что снимусь, как ему будет угодно, но у меня есть предложение, которое, возможно, добавит картине сенсационности.

Я знала, что идея хороша, потому что сама испытала желание сорвать с женщины рубашку.

Услышав, о чем идет речь, Макс сразу все понял и оценил, потому что и сам мучился тем же желанием – сорвать рубашку с меня.

В редакторской версии он замедлил мой выход из озера до скорости улитки и остановил камеру за долю секунды до того, как зритель мог увидеть мои соски. Сцена просто обрывалась в черное, словно обрывалась пленка, словно вам досталась некачественная пленка.

Такое напряжение. Такое предвкушение. И ничего, все впустую, сколько бы раз вы ни просматривали сцену, сколько бы раз ни ставили пленку на паузу.

Вот почему это сработало: мужчина и женщина, гей, натурал, бисексуал – кого ни возьми – мы все хотим, чтобы нас подразнили.

Через шесть месяцев после окончания съемок «Boute-en-Train» я стала международной сенсацией.