Сарматы. Победы наших предков - Сергей Нуртазин

Тиберий Клавдий Цезарь Август Германик — император, великий понтифик, трибун и принцепс, названный сенаторами еще и Отцом Отечества, сидел по другую сторону от входа. Стоящая на возвышении приземистая скамья с изогнутыми ножками в виде когтистых лап, низкой спинкой и подлокотниками с львиными головками, отделанная слоновой костью и золотом, напоминала миниатюрный трон. Ниже, почти в центре круглого зала, стояли две скамьи скромнее, без спинок и подлокотников. Они предназначались для консулов, но в данное время консулы отсутствовали.

Вначале правления Клавдий, надеясь добиться доверия сената и противопоставляя себя предшественнику, сидел между консулами и даже брал слово в порядке очереди. Ныне времена изменились; Клавдий силен и популярен среди римских граждан и легионов, теперь ему не надо было заискивать перед сенаторами. Клавдий уже мог позволить себе некоторые вольности в обход римских законов, обычаев и мнения сената. И все же сенаторов он побаивался. Напуганный убийством Калигулы и памятуя о насильственной смерти Цезаря, он окружил себя телохранителями и даже добился присутствия их в сенате. Попытка восстания в Иллирии, произошедшая через год после провозглашения его императором, и несколько раскрытых заговоров побудили Клавдия позаботиться о собственной безопасности.

Телохранители, напоминающие каменные изваяния, стояли поодаль от трона, по двое с каждой стороны.

Одежда императора была подобна одежде сенаторов, от них его отличал только золотой лавровый венок на голове и пурпурный плащ с золотой каймой, который сливался с красным полотнищем, закрепленным на стене позади трона. В центре полотнища раскинул крылья вышитый золотыми нитками римский орел. Повернутая вправо голова с мощным клювом, хищный взгляд, острые когти. Символ римского могущества и величия.

Послы по просьбе сопровождавшего их магистра церемониала подошли ближе к трону. Теперь Умабий мог рассмотреть того, кого давно мечтал увидеть. Вид Клавдия разочаровал сармата. Умабий представлял повелителя Великого Рима другим.

Император, пожилой, седеющий, коротко стриженный, показался Умабию человеком болезненным и утомленным жизнью. Бледное, с желтоватым оттенком лицо Клавдия нельзя было назвать красивым. Широкий морщинистый лоб, крупный нос, густые брови, большие, с толстыми мочками уши, тонкие губы не делали его привлекательным, но глаза… Большие, карие, они излучали ум, духовную глубину и внутреннюю печаль. Не скрылось от внимательного взгляда Умабия и то, что у императора подрагивает голова и трясутся руки, следствие многочисленных болезней, преследовавших его с самого детства.

Горд, Умабий и Квинт, сопровождающий их в качестве переводчика, поклонились. Клавдий благосклонно наклонил голову. Горд, как первый по старшинству возраста, начал речь:

— Царь нижних аорсов Евнон приветствует славного императора Клавдия и сенат, — Горд поклонился сидящим справа и слева государственным мужам и вновь обратился к императору: — Желает Риму мира и процветания. Царь Евнон заверяет императора и уважаемый сенат в своей дружбе и просит принять дары по обычаю аорсов.

Квинт перевел. Клавдий согласно кивнул.

Обычно обмен дарами происходил перед отъездом послов, но в данном случае император решил пойти варварам на уступки. Следовало расположить их к себе, эти кочевники должны были сыграть свою роль во внешних делах Рима.

Воины аорсов, предварительно разоруженные, по сигналу магистра церемониала внесли дары в зал и сложили их неподалеку от трона Клавдия. С воинами вошла и Кауна, переодетая в мужскую одежду. Умабий не устоял перед просьбой девушки, пожелавшей собственными глазами увидеть императора. Узнай сенаторы о подобном кощунстве, неизвестно, чем могло бы окончиться посольство. Оттого-то у Умабия замерло сердце, когда император пристально посмотрел на Кауну. Угроза миновала. Клавдий перевел взор на преподнесенные дары. Когда воины удалились, Умабий облегченно вздохнул.

Приняв подарки, Клавдий произнес ответную речь. Она была продолжительной и часто прерывалась по причине его природного заикания:

— Сенат и я, император Рима, рады принимать у себя послов скептуха аорсов Евнона и благодарим его за дары и пожелания процветания и мира. К великому сожалению, Риму редко приходится наслаждаться миром. Вот и сейчас, как нам стало известно от царевича Котиса, боспорский царь Митридат лишь притворяется другом Рима, а сам тайно готовится к войне с нами. — В голосе Клавдия послышался гнев, дрожь усилилась. — Нам не нужен союзник, который прячет за спиной нож… Мы решили, что царем Боспора Киммерийского должен стать Котис. Мы окажем ему всяческую поддержку, в том числе и нашими легионами. Если скептух Евнон желает доказать нам свою дружбу и стать нашим союзником, пусть выступит в нужное время со своим войском против Митридата.

Умабия озадачила речь императора. Котиса он считал своим другом, но тот никогда не рассказывал о сокровенном, хотя не раз отзывался нелестно о брате, порицая его за недостатки в характере, государственном управлении и за нелюбовь к Риму.

Горд тронул Умабия за локоть, давая понять, что честь ответного слова принадлежит ему. Умабий приложил ладонь правой руки к груди, склонил голову, перебарывая волнение, произнес на латыни:

— При встрече я передам слова императора нашему предводителю Евнону и старейшинам.

— О-о! — На лице Клавдия отразилось удивление. — Сын сарматского скептуха изучил латынь?!

— Да, император.

— Тяга к наукам похвальна. У тебя будет возможность лучше изучить язык римского народа. С царевичем Котисом вы отправитесь в Мезию, где находится легион, приготовленный ему в помощь, и вспомогательные войска. В залог нашей дружбы со скептухом Евноном ты останешься при царевиче Котисе до войны с Митридатом. Мы надеемся начать ее с наступлением весны. А твоему вельможе, — Клавдий кивнул на Горда, — мы поможем тайно достигнуть Танаиса, откуда он доберется до владений аорсов. Надеюсь, что ответ Евнона будет положительным.

Умабий понял; его отъезд, а значит, встреча с родными, по которым он скучал последнее время, откладывается до весны. Но могло статься и так, что он надолго останется заложником в пределах Римской империи. Новость озадачила Умабия, но она была не единственной.

Император продолжил:

— И еще. Как мне стало известно от сенатора Сервия Цецилия, среди твоих телохранителей имеется настоящая амазонка, способная противостоять в бою двум и более воинам-мужчинам и даже одолеть их.

«Подлый Цецилий!» — гневная мысль пронеслась в голове Умабия. Он вспомнил, как сенатор восхвалял умение Кауны владеть оружием.

— Да, император, среди моих телохранителей есть девушка-воин.

— Я люблю гладиаторские представления… Через пять дней в Большом цирке состоятся гладиаторские бои, эдитором которых является сенатор Сервий Цецилий, и я хотел бы увидеть ее на арене. Амазонка против воинов мужчин, подобного граждане Рима прежде не видели.

— Император, аорсы — свободное племя. У нас каждый сам решает свою судьбу, — сказал Умабий, сдерживая возмущение. — Воин-сармат не раб. Даже вождь не может заставить его биться с кем-либо себе в удовольствие. И еще, я могу потерять своего лучшего телохранителя.