Роковая тайна сестер Бронте - Екатерина Митрофанова

— Вы совершенно правы, мисс Брэнуэлл, говоря о мистических свойствах моего сновидения. Знайте же: его чары поистине всесильны, ибо его власть надо мною божественна. Это действительно так, и сейчас я постараюсь объяснить вам, почему я в этом убежден. Во сне, — а быть может, даже не во сне, а наяву, должно быть, как раз перед тем, как я пришел в сознание, — со мной случилось самое настоящее чудо: я совершенно отчетливо услышал глас Божий. Вы, вероятно, скажете, что это невозможно. Но я имею непреложное основание утверждать обратное. Господь передал тайную информацию моему сознанию, и оно, будучи на грани сна и реальности, без особого труда восприняло ее. Из всего того, что мне довелось увидеть и услышать минувшей ночью, я понял, что сон мой есть не что иное, как своеобразное предупреждение, ниспосланное с Небес, а потому я не вправе его разглашать, — разве только крайние обстоятельства вынудят меня сделать это. Вот почему мне придется уклониться от соблазна поведать вам, мисс Брэнуэлл, его подробное содержание. Сущность же моего сновидения для меня совершенно очевидна. К сожалению, ничего хорошего оно не предрекает, но лишь призывает всех нас набраться мужества, чтобы быть готовыми к худшему, ибо лишь моя смерть положит конец злополучному проклятию моей, то есть — нашей — семьи… — при этих словах достопочтенный Патрик Бронте в упор посмотрел на свояченицу. — Ну, так что, мисс Брэнуэлл, — продолжат он серьезно, — достанет ли у вас мужества выдержать все те ужасные испытания, что неминуемо пролягут на вашем жизненном пути? Отвечайте!

— Но, сэр, — проговорила Элизабет Брэнуэлл возбужденно, — я, право, недоумеваю: возможно ли такое? Слишком уж все это странно… И эта ваша категоричная убежденность в решающей роли вашей кончины, — откуда бы ей взяться? В самом деле, сэр, если даже допустить, что все сказанное вами — правда, так неужели вы не усматриваете иной, более приемлемой возможности избавления от роковой напасти — возможности, исключающей столь бесценную жертву, как ваша жизнь.

— Вероятно, сударыня, моя кончина и впрямь станет единственным возможным способом избавления для моего рода. И до тех пор, пока она не настанет, злой Рок будет неотступно преследовать всю нашу семью. Наш милосердный защитник, вездесущий Господь, по всей видимости, хотел призвать меня этой ночью и тем самым осуществить свое благое назначение по отношению к смиренному роду Бронте. Но злополучные роковые силы решительно вторглись в заповедное русло Господнего промысла. Стало быть, уважаемая мисс Брэнуэлл, теперь всем нам только и остается, что смиренно ожидать своей неизбежной участи.

— И все же, — не унималась Элизабет Брэнуэлл, — я питаю искреннюю надежду, что все ваши доводы слабы и беспочвенны, что они не выдержат никакой логичной практической проверки. В самом деле, в ваших настойчивых речах я разумею столь маю здравого смысла, что вполне склонна полагать их обыкновенным в вашем нынешнем состоянии порождением буйной, необузданной фантазии, навеянной живым, ярким впечатлением от беспокойного сна. Уповаю, мистер Бронте, вы не останетесь на меня в обиде, если я повторю, что вам все же так и не удалось убедить меня в правоте ваших слов.

— Что ж. Это ваше право, — ответил достопочтенный Патрик Бронте и, тяжело вздохнув, добавил, — дай то Бог, чтобы я и в самом деле ошибался… Как бы я хотел, чтобы все обошлось благополучно! Но, к величайшему сожалению, мисс Брэнуэлл, ни вы, ни я, ни кто-либо из рода людского — не властны над Судьбою. И все же, как бы то ни было, нельзя забывать одного: бесконечной доброты и милосердия Всевышнего к своим земным созданиям. Мы с вами, любезная свояченица, должны веровать искренне и горячо — тогда, уповаю, Господь поможет нам.

— Значит ли это, что ваше преподобие все же находит себе тайную опору в мысли о победном торжестве могущественной власти Господа над неумолимым коварством злополучных роковых сил? И следует ли из этих ваших слов то, что мне так хотелось услышать от вас, мистер Бронте, на протяжении всего нашего разговора — возможность счастливого избавления нашей семьи?

— Видите ли, сударыня, — протянул Патрик Бронте задумчиво и отстраненно, — есть одно обстоятельство, которое… Впрочем, я не должен об этом говорить, прошу прощения.

— Ну уж нет, мистер Бронте, так не пойдет! — возмутилась Элизабет Брэнуэлл. — Коли уж вы завели этот разговор — извольте продолжать! Так о каком, собственно, обстоятельстве идет речь?

— Еще раз прошу меня простить, мисс Брэнуэлл, но то, о чем вы спрашиваете, носит слишком личный характер, чтобы говорить об этом так просто. Но в одном вы правы: я сам допустил непростительную оплошность, затеяв этот разговор. Бесспорно, в этом я виноват, а потому полагаю своим долгом хоть как-то загладить свою вину и в этом смысле не могу придумать ничего лучшего, кроме того, чтобы позволить себе частично удовлетворить ваш интерес. Я говорю сейчас о вашем последнем вопросе, касательном обстоятельства или вернее — условия, неукоснительное соблюдение которого может воспрепятствовать коварному вмешательству роковых сил.

— Надеюсь, мистер Бронте, это условие пощадит вас? Стало быть, для нас возможен иной выход, дарующий благополучное избавление нашему роду и в то же время — не требующий столь страшной, немыслимой жертвы, как ваша жизнь?

— Моя жизнь?! — возбужденно воскликнул Патрик Бронте. — Да, сударыня, вы правы: исполнение оговоренного условия отменяет обязательную жертву моей жизни, но какой ценой?! Требование, предъявляемое Высшими Силами взамен этой жертвы, невыполнимо в принципе.

Я совершенно убежден: ни один из моих детей не сможет выдержать такого тяжелого морального испытания. Скажу больше: вероятно, никто из живущих в мире людей не способен на подобный подвиг — для этого нужно отважиться перешагнуть через естественную человеческую природу. Прошу вас, мисс Брэнуэлл, не делайте бесплодных попыток выведать у меня суть этого жестокого условия, — этим вы все равно ничего не добьетесь, ибо нынче ночью я дал Всевышнему священное обещание держать его в строжайшей тайне от всех своих домочадцев, не говоря уже о посторонних людях. И, если я ненароком нарушу свое слово, тогда злополучное возмездие свершится в одночасье. Как видите, любезная свояченица, я имею вполне весомое основание скрывать от вас все подробные детали этого дела. И я сдержу свое обещание: буду молчать, ибо это — мой непреложный долг перед Всевышним.

— Но, мистер Бронте, — снова вмешалась Элизабет Брэнуэлл, — правильно ли я поняла вас? Вы ведь сейчас сказали, что в условии избавления вашего рода кроется опасность — так ли это? А коли так, сэр, как я полагаю, угроза опасности не обойдет и мою персону. Стало быть, и мне следует остерегаться возможных последствий неосторожного поведения?

— О нет, мисс Брэнуэлл, не думаю, — возразил Патрик Бронте. — Вы — женщина благоразумная и осмотрительная или, во всяком случае, производите впечатление таковой. А посему, я полагаю, что едва ли вам, уважаемая мисс Брэнуэлл, следует опасаться за свою участь. Реальная опасность упомянутого условия грозит только тем членам нашей семьи, кто способен испытывать сильные чувства, а, насколько мне дано судить, за вами ничего подобного не наблюдалось.

— Ну, об этом судить не вам, мистер Бронте, — возразила мисс Брэнуэлл. — А что, сэр, это условие, о котором идет речь, и в самом деле так уж непреложно? Нельзя ли прибегнуть к какому-нибудь хитроумному средству, чтобы его отменить и при этом прервать давление роковых сил над нашим родом?