Дни между станциями - Стив Эриксон
Шрифт:
Интервал:
Флетчер метнулся, отворачиваясь от старика. Он сел на кровать рядом с ним, но, казалось, больше не замечал, что Адольф рядом. Он закрыл лицо руками.
– Тогда я, – наконец сказал он, – буду, видимо, продолжать поиски.
Адольф погрузился в воспоминания.
Флетчер погрузился в отчаяние. Он впервые потерял уверенность в том, что Адольф вообще снимал концовку, хотя Адольф заявлял, что снимал. Он больше не доверял ничему, что помнил или не помнил Адольф. Пленка в коробке не имела ничего общего с «Маратом». Он перемотал пленку и положил ее обратно в металлическую коробку, а коробку убрал обратно в сундук.
И все же, и все же. На стене был тот кадр с Тьерри Туреном в ванне, с кинжалом в сердце. И просто не существовало способа превратить фильм в связное целое без сцены убийства; весь фильм, как с повествовательной, так и со стилистической точки зрения, был построен на том, чтобы подготовить зрителя к сцене, в которой девушка убивает революционера. Без этой сцены два главных героя в фильме были навечно разделены, их дороги не пересекались; если показать публике фильм без убийства, он навсегда останется незаконченным. Флетчер просто не был к этому готов; он уже зашел слишком далеко, сказал он себе.
Итак, Флетчер продолжал искать, и поиски его, несмотря на огласку, стали сложнее, а не проще. Если сперва лекции, журналы и газеты разожгли интерес к Адольфу с «Маратом», то затем, когда у тайны не оказалось разгадки, пресса потеряла терпение и принялась ехидничать. Теперь почти все серьезно сомневались, что у фильма вообще был конец; и, как десятилетия назад, ценность фильма вновь была поставлена под вопрос – эта пленка, со всей ее гениальностью, могла с тем же успехом не существовать вовсе, если она оставалась скрытой от мира.
Шли дни. До Флетчера доносились отклики из невидимых краев за пределами дома семнадцать по рю де Сакрифис: мрачные звонки посреди ночи и ни к чему не приводившие письма. Адольф был пленником фильма и его судьбы и одновременно – фактором сопротивления. Пришла еще одна осень и еще одна мумифицирующая зима; и вот однажды днем зазвонил телефон. Звонил человек, справлявшийся об объявлении, виденном им в «Фигаро», которое давалось так давно, что Флетчер уже забыл о нем, вспоминая лишь в те минуты, когда решал отменить его, но передумывал. Но этот звонок, понял Флетчер немедленно, был непохож на другие, потому что человек на том конце провода описал сцену убийства Марата в подробностях, включая скрещенные ружья над ванной.
– В каком состоянии пленка? – спросил Флетчер.
– Вроде бы в хорошем, – ответил его собеседник.
– Я бы хотел ее увидеть.
– Мне к вам приехать?
– Нет. Я приеду к вам.
– Ладно. В отеле, в котором я живу, электричества чаще нет, чем есть.
– В Париже так уже давно.
– Да, в Штатах тоже.
– Если это та пленка, какова ваша цена? – спросил Флетчер.
– Я ее не продаю, – послышался ответ.
Голос на том конце провода подождал реакции Флетчера, но, не дождавшись, продолжил:
– Мне кажется, произошла путаница.
– Что вы имеете в виду? – спросил Флетчер. Снова молчание.
– Ну, – сказал тот, – если это та пленка, которую вы ищете, и если я прав, то вы должны знать, что я имею в виду. Я хочу сказать, произошла подмена. Если у меня ваша пленка, то у вас моя.
Флетчер ничего не сказал.
– Возможно, это ошибка, – сказал голос.
– Нет, – быстро возразил Флетчер. И добавил: – Расскажите мне, что за пленку вы ищете.
– Я довольно давно ее видел. Несколько лет назад. Там женщина в доме. – Снова пауза. – Может, это ошибка, – повторил он.
– Я не понимаю, как могла произойти такая подмена, – сказал Флетчер.
– Я тоже.
– Вы должны иметь об этом какое-то представление.
– А почему это я должен, если вы не имеете?
– Я представляю другого человека.
Наконец голос сказал:
– Я не знаю, как была сделана подмена. Я не помню. Но мне хотелось бы получить пленку назад.
– Но, может быть, это не ваша пленка… – начал Флетчер.
– Моя, – ответил его собеседник. – Она явно, явно у вас.
– Мы можем обсудить это при личной встрече?
– Прекрасно, но только при условии обмена. Я не торгуюсь. Я не продам пленку. Если хотите увидеться, я встречу вас внизу в метро на Сен-Жермен-де-Пре. Вы должны принести свою пленку с собой. В три часа пойдет?
В полтретьего Флетчер Грэм вышел из дома семнадцать по рю де Сакрифис. До Сен-Жермен-де-Пре было далеко; хотя некоторые станции подземки и пешеходные переходы и были открыты, сами поезда не ходили уже больше года. Флетчер прошел по бульвару Сен-Мишель в надежде поймать такси, но ему не повезло. Тогда он пошел по бульвару Сен-Жермен. Улицы были в дыму от костров. Кое-кто из прохожих повязывал платки, чтобы защитить рот и нос от сажи. Стоял величественный мороз, как в Монреале, и всюду было скользко, так что идти приходилось намного медленней. Когда Флетчер дошел до главного входа на станцию на Сен-Жермен-де-Пре, там ревел гигантский костер, вокруг которого собралась толпа; через ворота было не пробраться. Флетчер пересек улицу ко второму входу и осторожно спустился вниз. Он стоял под землей и дожидался рандеву в условленном месте.
Пять минут спустя он увидел, как тот, другой, приближается из дальнего конца туннеля. У него были черные волосы, на нем был длинный старый синий плащ, а под мышкой – коробка с пленкой. Он выглядел моложе, чем Флетчер ожидал, но сходство со старыми фотографиями Адольфа Сарра было поразительным. Когда он подошел, они не представились друг другу – лишь обменялись небрежным рукопожатием, кивнув в знак узнавания.
– Электричество в отеле, похоже, дают днем, – разъяснил его собеседник.
Они отправились в отель и поднялись на второй, третий, четвертый этаж. В комнате было очень холодно, но там был маленький обогреватель, который за франк включался на пятнадцать – двадцать минут, когда давали электричество. И правда, ток был. Но Флетчер снова запротестовал.
– Я не вижу, – сказал он, – почему я должен торговаться с вами, чтобы вернуть себе свою собственность.
– Так и вы всего лишь возвращаете мне мою собственность, – ответил тот.
– Мне неоткуда знать, что она ваша.
– У меня ничуть не больше и не меньше уверенности, что эта пленка, – он постучал по бобине в проекторе, – ваша.
Флетчер угрюмо взглянул на него.
– Посмотрим, что там у вас, – наконец проговорил он.
Тот начал крутить пленку, и в первые же несколько секунд сердце Флетчера остановилось. Какими бы размытыми ни казались образы в дневном свете, тем не менее они были такими, какими он всегда их представлял себе, и это-то так поразило его – отсутствие нового, воплощение его собственного воображения. Ему трудно было поверить, что это реально, что женщина со стены в комнате Адольфа входит в ванную Марата и убивает его в неистовом экстазе. Его тело дернулось под ножом, и каждая деталь была отчетлива: пар, шедший от воды, мышцы ее ног, напрягшиеся, когда она сделала свое дело, всплеск воды из ванны, страстность, с которой она отпрянула от крови. Кадры из комнаты Адольфа пришли в движение, как ожившие картины в кабинете у Франклина Грэма – с ошеломительной четкостью. Флетчер понял: все это время он пытался примириться с мыслью, что фильм, как и «гений» его отца, все-таки был мистификацией. Но сейчас фильм существовал, он был у него перед глазами, а с фильмом появилась и новая достоверность: над ванной висели ружья, и никто в сцене не замечал их, никто не догадывался, что по крайней мере одно из них заряжено и готово к стрельбе и что через тридцать лет кто-то в первый раз услышит выстрел, а через шестьдесят все еще будет слышать его. Пленка кончилась, а Флетчер продолжал глядеть на стену. Наконец он взглянул на того, второго, перематывавшего пленку и укладывавшего ее обратно в коробку. Ни один из них не сказал ни слова.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!