Его должница - Олли Серж

Эта встреча оказывается для меня морально слишком тяжелой, поэтому я с облегчением обнимаю свою родную женщину за плечи, обещаю скоро прийти ещё и спасаюсь бегством от ее неудобных вопросов.

На первом этаже больницы в аптеке покупаю два теста на беременность и прячу их поглубже в сумочку.

Слёзы подкатывают и жгут глаза.

Господи, я действительно идиотка. И бабушкины нравоучения вполне справедливы, вот только совершенно бессмысленны.

А ещё это безумно обидно. Допуская пусть даже маленький шанс беременности, слышать от самого близкого человека, «перспективы» своего положения. И я не осуждаю бабушку. Ни одна женщина, вырастившая в одиночку ребёнка, не пожелает своей дочери повторить этот непростой путь. Когда вот так банально даже страшно заболеть.

В голову закрадывается следующая мысль, от которой меня начинает потряхивать.

А если с Бариновым что-то случится? У человека с такой властью, охраной и количеством денег, обязательно должны быть враги.

Все душевные терзания по поводу потенциальной беременности меркнут перед желанием поскорее увидеть Алексея и сестру.

Я понимаю, что это все больница. После них всегда впадаешь в меланхоличные размышления, поэтому всю дорогу до зоопарка для борюсь с приступами подступающих слез и вылетаю из машины, едва она останавливается.

— С вами все хорошо? — заботливо интересуется мой водитель.

— Да, — киваю ему, — спасибо. Все хорошо. А вы можете узнать, где сейчас Алексей?

— Конечно, — отвечает мужчина и общается с кем-то по переговорному. — Центральная аллея, — отвечает мне. — Лавочка возле аптечного пункта.

— Спасибо, — киваю я ему и разгоняюсь в сторону входа в зоопарк.

— Эй, — с улыбкой окликает меня водитель. — Билет забыли, — машет им в воздухе.

Я возвращаюсь к машине.

— Спасибо, — киваю мужчине. — Забыла.

Пройдя основную часть аллеи и завернув за центральный фонтан, я становлюсь свиделось совершено фантастической картины: Баринов сам обрабатывает коленку Ксюше и дует на ранку, когда моя сестрица начинает верещать.

Утреннее чувство счастья снова возвращается, заполняя меня эйфорией и глупой надеждой, что ради женщины, с которой просто спят, не будут любить ее родных. Особенно за глаза, не зная, что она видит.

— Привет, — я подхожу к сладкой парочке и сажусь рядом на лавку. — Ты даже полетать успела? — треплю сестру по голове.

— Я споткнулась, — обижено тянет она.

Смотрю на Баринова, как тот театрально подкатывает глаза и закрывает баночку с антибиотиком.

— Понятия не имею, как справляются женщины, — понижает он голос. — Лично я за два часа выжат, как лимон.

— А представь, — хихикаю я. — Если их двое или трое?

— Чур меня, — фыркает Алексей. — Ну что, — спрашивает Ксюшу. — Теперь в кафе?

— Да! — соглашается она и вдруг неожиданно резко бледнеет. — Нюта… — шепчет испугано. — Меня, кажется, тошнит…

Нагибается за лавочку и издаёт булькающие звуки.

— Что вы ели? — я достаю из сумки влажные салфетки и наклоняюсь к сестре.

— Вату, молочный коктейль, — сдвигает на переносице брови Баринов, — Да больше и ничего…

Я вытираю губы притихшей Ксюхе и, проведя пальцами по ее щеке, понимаю, что она горячая.

— Лёша, — испуганно смотрю на него. — У неё температура. Нужно срочно ехать домой. Кажется, вы отравились.

Аня

— Я тебя сейчас выпорю, — рычит Алексей, подхватывая меня за шкирку и выводя из спальни сестры.

Он заспанный. В одних домашних штанах. Растрёпанный, тёплый и сердитый.

— Я звоню врачу, мне это надоело, — выносит он вердикт. — Сегодняшняя ночь — уже третья с температурой. И ты мне будешь ещё что-то говорить про то, что я был несправедлив, когда закрыл к чертовой матери весь общепит на территории зоопарка! — повышает он голос.

— Тише, — прошу его подавлено. — Ксюша только уснула. И нет, не буду ничего говорить… — качаю головой и делаю шаг к Алексею, прижимаясь щекой к его голой груди. — У неё вообще температура сложно сбивается. Но такое — первый раз, — всхлипываю от собственного бессилия. — Спать хочется…

— Какая сейчас? — строго спрашивает Баринов.

— До тридцати семи и пяти упала.

— Оденься, — он успокаивающе гладит меня по спине. — И возьми себя в руки. Я позвоню Тимофею Тимофеевичу.

Баринов уходит в свою комнату, а я продолжаю стоять на этаже, ожидая его возвращения. Мне кажется, что я действительно зря столько времени занималась самодеятельностью. Хотя и бабушка меня поддерживала в этом решении. Дети постоянно что-то хватают, особенно в садике.

— Черт, — психуя, Алексей выходит ко мне. — У него сейчас экстренная операция. Обещал прислать хорошую бригаду скорой с педиатром.

— Спасибо, — киваю. — Пусть так.

— Пойдём выпьем кофе, — тяжело вздыхает Алексей и трёт глаза. — Нету от вас покоя…

— Я сейчас спущусь, — отвечаю ему.

Тихонько захожу в свою спальню, забираю со стула платье и ещё раз касаюсь рукой Ксюхиного лба.

Даже под парацетамолом горячая.

Мы с Алексеем успеваем сделать только по глотку кофе, как на участок в сопровождении охраны посёлка заезжает машина скорой помощи.

Баринов выходит их встречать, а я поднимаюсь на второй этаж, чтобы разбудить Ксюшу.

— Зайка, — тормошу ее. — К тебе врач приехал. Надо проснуться.

Сестра хлопает на меня осоловелыми глазами.

— Ню-та…

— Что-нибудь болит? — спрашиваю ее, — Тошнит?

— Нет, — отвечает она мне уже в который раз. — Только головка.

— Это от температуры, — глажу сестру по руке и расфокусированно смотрю на узор обоев.

Почему так долго они поднимаются? Неужели Алексей с охраной досматривает врачей? Это же уже совсем бред!

Не справляясь с нервозностью, подхватываюсь на ноги и подхожу к двери. Уже делаю шаг за порог, но, услышав разговор в коридоре, резко останавливаюсь.

— И давно у тебя появились дети, Баринов? — спрашивает с претензией женский голос. — Больше не боишься, что грохнут? Или этих не жалко?

— Делай свою работу, Вика, — ледяным тоном отвечает ей Алексей. — И не трепи языком.

— Ну что ты! — саркастически хмыкает голос ему в ответ. — А то ещё закапаешь или работы лишишь.

— Не провоцируй, я сказал… — тихо стервенеет он.

Я перестаю дышать, понимая, что женщина, с которой сейчас говорит Баринов, ему близко знакома. И более того, даже дорога. Потому что на ее выпады он реагирует архитерпеливо, как будто, признавая ее право на них.