Метро 2035. Преданный пес - Дмитрий Манасыпов

Чертов эскадрон втянулся в Кротовку почти полностью. Несся стремительными тенями, поблескивал отточенным железом, окутывал все вокруг пороховым дымом. Копыта дробили утреннюю слякоть, разбрасывали грязь, разгоняли атаку. Свист, залпы, хруст разваливающейся плоти, чавканье под копытами земли, мгновенно пропитавшейся кровью. Блескучие рыжие сполохи на вытянутых хищных змеях клинков.

Эскадрон встретился со своими у бронепоезда. Даже отсюда, со ста с лишним метров, Хаунд увидел стремительную сивку, пролетевшую рядом с Атиллой, ее всадника, неуловимо махнувшего рукой и развалившего, от плеча до пояса, замешкавшегося кинельского. Эскадрон встретился, и бой начал распадаться на калейдоскоп отдельных схваток.

Двое скакали бок о бок, слаженно и привычно. Длинный и тощий, держа в руках СКС, направлял коня одними ногами. Выстрелил с седла, едва качнувшись от отдачи, сбил первым же попаданием убегавшего солдата с заклинившим АК. Вторым заставил выхаркнуть кровь из пробитой груди замешкавшегося дядьку с двустволкой.

Напарник обогнал сбоку, нырнул в сторону, пропуская три пули из ПМ тощего офицерика, поднялся единым махом с косым ударом сверху, крутанув чуть изогнутую шашку. Голова подскочила, покатилась капустным кочаном. Плеснула, рассыпавшись гранатовыми зернами, кровища с чистого среза шеи.

Спрятавшегося за сваленными ящиками стрелка снял его товарищ, не дал прострелить другу голову. Шашка взлетела еще раз, опустилась на кого-то, вскинувшего руки.

Бил Корд, прижимая к земле небольшую группу обороны, которая успела спрятаться за грудой бетонных шпал. Снаряды крупнокалиберного пулемета рикошетили, взвизгивая, пробивались внутрь через прорехи в штабеле, кромсали мясо, плескались кровью.

Широкого мужика, отбросившего уткнувшегося «вепря» и потянувшего наружу клинок, пожарным багром свалил железнодорожник-мазута, в черном комбинезоне, блестевшем от масла. Крашеная суриком игла над крюком воткнулась дядьке в горло, прошла дальше, сбросила из седла. Тяжелый, тот перевесился на круп, брызгая из распоротых сосудов алыми брызгами.

На мазуту сзади налетел юркий и невысокий, в косматой шапке-малахае и коротком полушубке без рукавов. Рубанул по затылку, рассекая позвонки и кромку черепа, заулюлюкал, блестя дикими глазами.

Из открытого грузового вагона ударил сноп дроби, разнес улюлюкающему половину лица и разворотил шею с плечом. Лошадь, получив свою порцию, закричала в голос, замотала головой, сбилась с рыси, упала.

В вагон, слетев с руки проскакавшего длинно-тощего, влетела граната. Чихнуло разорвавшейся РГД-шкой, вскрикнуло тонко-женским.

Хаунд, сев на умирающего коня, дрожащего неотнявшимися передними ногами и шеей, косившегося на мохнатого страшного нечеловека, погладил красивую и чуть горбоносую голову. Слов тут не требовалось, животное все понимало и не могло не бояться. Смерть одинакова для всех.

Из кармана всадника, смотревшего куда-то вверх, торжественно и глупо из-за сломанной шеи, выпал портсигар. Хаунд похлопал по нагрудным карманам его бушлата, отыскивая зажигалку или огниво. Нашел мастерски сделанную из патрона бензиновую, щелкнул, раскуривая плоскую и туго набитую самокрутку. И, достав из кобуры мертвого пистолет, пристрелил коня.

– А мы выиграли, братишка. – Скородед оказался рядом незаметно. – Еще потрепыхаются и все, амба.

– Хуямба. – Хаунд курил и наслаждался вернувшейся полной жизнью. – Бабу вон там покромсало, вроде еще живая. Стонет.

– Стонет? – Скородед покосился на вагон, покрутил головой. – Стонет, брат, это хорошо. Живая значит, больно. А баб мы стараемся не убивать и пытаемся спасти, ежели чо. Романтики, сраное говно, через одного. Гуня!

Женщина стонала, Скородед, взяв самокрутку, курил, не присаживаясь.

– Лешка Морозов, санитар наш, сука! – он кивнул на убитого, – года полтора с нами был. Все в герои рвался. Дорвался. Ты тетку в вагоне жалеешь, что ли? Так сходи, сам посмотри.

Хаунд хрюкнул, усмехаясь.

– Мне жалеть? Меня в Кинеле продали, как скотину, отчекрыжили пальцы, вместо лечения, прижгли. Такая же мадам, мало ли, и тут сейчас помирает. Они ни хрена не ангелы с крыльями, думаю.

– Это ты прав… Гуня, в рот тебя конем, где ты ходишь?

– Ща.

Гуня, возник из опять вскипевшего тумана позади, задержался. Наклонился, рассматривая что-то, опустил ствол, нажал спуск. И неторопливо пошел к ним.

– Чо?

– Сходи посмотри, – Скородед кивнул на стоны, – женщина же. Вдруг выживет?

– Да крандец. – Гуня почесался затылок. – И чо?

– Твою-то дивизию, родной, ты чего расслабленный? Говорю же – сходи и посмотри.

– Ладно. – Гуня покосился на мертвых всадника с конем. – Алмаз помер, блин. Годный был жеребчик, молодой. Все хотел у Мороза выменять на своего, а он жилил, просил сверху накинуть чего…

– Бля, Гуня! – Скородед сплюнул. – Ты прям вот как классовый враг-кулачина, жалеешь, сука, конягу. А товарища тебе не жалко? Он же тебя раза два штопал и даже триппер лечил. А, Гуня?!

Тот не ответил, пошел на стоны.

Хаунд, докурив, потянул следующую. Все уже ясно, чего шляться где не попадя, рискуя получить пулю-дуру, летевшую вообще не в него? Да и бой этот не его, смысла нет, а свое Хаунд помог, сотворив победу. Они ему вообще, натюрлих, должны теперь.

– Дее-е-д! – Гуня высунулся из вагона. – Впрямь ничего так, подрало, но больше в мясо. Страдает лежит… Лежи, паскуда, сказал же!

– Непроходящий инфантилизм, – поделился сотник, качая головой, на которой снова светлела папаха, – дураку лет в обед сорок, но нет же, как вырос в нулевые, так и остался там же на уровне развития личности. Ни хрена не может сам принимать правильные решения.

– Да ты, как посмотрю, прямо Макаренко, – Хаунд выпустил колечко, следя, как оно закрутилось вверх и растаяло, – утренники им не устраиваешь?

– Ща… – Скородед свистнул и, дождавшись снова вылезшего наполовину Гуни с уже белеющим в руке бинтом, быстро дал вводную. – Да, перебинтуй ее и вытаскивай на свежий воздух, уложишь вот тут где-то, рядом с нами. Потом сходи, проверь чо и как, да дуй назад.

И вернулся к весьма заинтересованному Хаунду. Вопрос у того так и назрел:

– А тебе командовать там не нужно, сотник?

– Справятся, не дети малые. Самое главное, сделать что? Правильно, братишка, настроить механизм. Дальше остается только следить и ухаживать. И можно отдохнуть.

– И за мной приглядывать, да?

– Как вариант, – не стал запираться Скородед, – а как ты думал? С одной стороны, в рот компот, ты нам дело помог сделать. Ну так и этот сраный наркоман Негоро сподобился на то же самое, верно, согласись?

– Не уверен. – Хаунд даже удивился.

– Что оно то же самое?

– Кто такой Негоро? Второй раз уже слышу за два дня и ни хрена не понимаю, кто этот хрен.