Очень дорого сердцу - Лия Болотова

Увидела визитку, выхватила разорвала в клочья. Я дёрнулась было протестовать, но она двинулась на меня всей своей массой, трясясь от злости так, что даже щёки дрожали, замахнулась и влепила мне такую затрещину, от которой в голове зазвенело, а щёку будто кипятком ошпарило. Я то ли ойкнула, то ли пискнула, отступая на шаг, прижав одну руку к горящей щеке. Но Кулабуховой было мало, она выхватила у меня коробку с телефоном, занесла руку над своей головой, собираясь жахнуть моим подарком об пол. И тут заорала я:

— Не сметь!!!

Начальница, впавшая в ступор от прорезавшегося у меня голоса, замерла, выпучив покрытые красной паутиной сосудов глаза. Я забрала из её рук коробку и ровно, чётко и достаточно громко начала говорить:

— Кто дал вам право думать, что вы можете так себя вести? Моей зарплаты хватает только на отношение «работник-работодатель», не покрывая истерики начальницы. Кто дал вам право думать, а главное обсуждать, с кем я сплю или не сплю? Может, тогда обсудим ваше желание забраться к Мелехову в кровать? — видела, как у тётки, а именно в неё превратилась вознёсшая сама себя до заоблачных высот Мадам, забегали глазки. — Можете не надеяться — ни мне, ни уж тем более вам, это не светит.

— Как ты смеешь, дрянь…

— Смею! — перебила я, стараясь не думать о колотящемся от жуткой несправедливости сердце. — Мне туда путь заказан, потому что он друг моего отца и мой крёстный. А вам — потому что такой… — я пыталась подобрать нужный эпитет, но на уме были только маты, я же не собиралась опускаться до уровня Кулабуховой, — такой не место возле него! Даже в качестве просто знакомой!

Услышав это, фурия превратилась в полудохлую рыбку, способную лишь часто-часто открывать рот и лупать глазами. Теперь трясло меня, всю. Руки так дрожали, что я не сразу справилась с ручкой двери, не желая ни секунды находиться возле этой женщины, потерявшей в моих глазах своё достоинство и моё мало мальское уважение. Серёжа, стоящий возле кабинета, привлечённый, судя по всему, нашими криками, тут же подался ко мне на встречу, когда я вышла в коридор:

— Что?.. — не договорил, ему хватило одного взгляда на моё лицо, чтобы всё понять.

— Мне нужно написать заявление на увольнение.

— Аля…

— Сергей Владимирович, дайте бумагу и ручку!

В считанные секунды накатав нужный текст на выделенном мне белом листе, протянула его и свой бейдж управляющему со словами:

— Я ухожу, прямо сейчас.

— «По соглашению сторон»? — удивлённо поднял тот бровь, прочитав мои каракули.

— Думаю, у руководства вопросов не будет.

Выгребла всё из шкафчика в раздевалке, ненавистную униформу оставила валяться скомканной на лавочке и решительным шагом отправилась через торговые залы к выходу. Понимала, что до закрытия ещё полдня, понимала, что теперь Маринке придётся несладко, отдуваясь за два отдела сразу. Но не могла оставаться здесь ни минуты.

— Марин, прости, — всё-таки несколько лет дружбы и совместной работы победили злость, подруга-то не виновата, хотя бы нужно извиниться, — мне нужно уйти, прямо сейчас.

— Аль…

Маринка не договорила, потому что возле меня опять появилась Кулабухова:

— Аля, ты… — Извиняться перед «низшими», перед собственными работниками, да ещё и на глазах свидетелей — тяжкое испытание ей досталось. — Я всё неправильно поняла…

Ну, конечно! Слово «прости» в её лексиконе нет!

— Фаина Алексеевна, я написала заявление на увольнение. Надеюсь, по обоюдному согласию обойдёмся без отработки.

Развернулась на выход, видя, как Маринка вжалась в витрину ни жива, ни мертва от всего происходящего, и тут почувствовала, как меня удерживают за запястье. Обернулась — Мадам не давала мне уйти:

— Ты же не расскажешь?.. — не просила, понимала, что проиграла, но продолжала быть высокомерной.

— Отпустите руку и не устраивайте сцен перед покупателями.

Двери Салона захлопнулись за моей спиной. Как оказалось — навсегда.

Вышла — и сразу в пекло. Люди пробегали мимо меня, спеша по своим делам, в такую жару любителей «просто погулять» в центре города нет. И куда теперь? Домой идти нельзя — придётся всё рассказывать. Да и с щекой, судя по тому, что она всё ещё горела, нужно было что-то делать. Вытащила зеркало, осмотрела лицо и ахнула: помимо красно-опухшего пятна, крепкая рука Кулабуховой наделила меня ещё и яркой царапиной, видимо от кольца, с уже запёкшейся кровавой корочкой. Чёрт! И как с такой рожей по улицам разгуливать? Пришлось спешно распускать волосы, завешивая ими израненную щёку, как шторой, и молиться, чтобы Городова была дома.

Дверь мне открыла тётя Люся и, опережая мой вопрос, кивнула себе за плечо:

— Проходи, Аль, она в комнате.

А вот Ленка встретила меня более насторожено — она-то знала, что я должна быть на работе:

— Ты почему тут в такое время?

— Уволилась.

— Как?! — синхронно ахнули обе Городовы.

— Можно я посижу пару минут? — я тяжело опустилась в кресло, откинула на спинку голову и закрыла глаза.

— А это что?!

Мне даже глаза открывать не нужно было, я и так поняла, что Ленка увидела мою щёку.

— Кулабухова постаралась.

— Дай-ка, — тётя Люся взяла меня пальцами за подбородок и развернула к свету, — давно?

— Минут тридцать. Пока дошла…

— Лен, неси мясо из морозилки…

— Тёть Люсь, Лен, подождите, — я снова встала на ноги, — душ приму, можно?

Прохладные струи приятно скользили по коже. Я залезла под воду с головой, направляя душ прямо в лицо. Уж слишком резво моя жизнь сорвалась в галоп. Ещё весной всё было спокойно, размеренно, правда серо и скучно, как в болоте, но без сюрпризов. А теперь… Я повернула головой по кругу в одну сторону, затем в другую, сделала воду холоднее для бодрости.

— Аль, вылезай, надо со щекой что-то делать. — Ленка по-хозяйски запёрлась в ванную. — Вот полотенце и футболка.

Я вернулась в комнату через пару минут в выданной футболке и с полотенцем на голове. Тётя Люся деловито усадила меня перед собой, обработала царапину, которая снова кровоточила после душа, наложила толстый слой какой-то целебной заживляющей мази, заклеила огромным куском пластыря, ответив на мой протест «это пока», а потом вручила мне замороженный кусок мяса, завернутый в льняную салфетку:

— Приложи и держи, — видя, что я всё выполнила чётко, сказала: — а теперь рассказывай.

Говорила я долго, потому что для лучшего объяснения сегодняшнего инцидента пришлось начинать со встречи с Мелеховым. Городовы слушали с открытыми ртами, а я, словно гостья на ток-шоу, сначала поделилась секретами прошлого своей семьи, а уж потом, как начальница, теперь бывшая, обвинила меня в «браконьерстве в её охотничьих угодьях».