Бруклинские глупости - Пол Остер

– Не «г»? Ты о чем?

– Вы употребили слово, которое я не должна повторять.

– А, «г» в смысле…

– Нехорошее слово.

– Ты права, Люси. Мне не следует так выражаться при тебе.

– Лучше вообще не выражаться – хоть при мне, хоть без меня.

– Пожалуй, но не забывай, что я был зол, а когда человек зол, он не всегда способен себя контролировать. Какой-то мерзавец решил вывести из строя нашу машину. Без всякой причины, просто чтобы доставить нам неприятности. Я расстроился и в сердцах выругался, разве непонятно?

– Не мерзавец, а мерзавка. Девочка.

– Девочка? Почем ты знаешь? Ты это сама видела?

Она молча кивает, точно опять замкнулась в себе, а глаза на мокром месте.

– Почему ты мне сразу не сказала? Мы бы ее задержали, а Эд гораздо быстрее починил бы машину.

– Я испугалась, – она избегает встречаться со мной взглядом. Слезы уже текут по щекам и капают на землю, в которой тут же растворяются.

– Испугалась? С какой стати?

Вместо ответа она утыкается мне в грудь. Бедняжка вся дрожит, я успокаивающе глажу ее по волосам, и тут до меня вдруг доходит смысл сказанного. Пережив первый шок, а с ним приступ гнева, я проникаюсь к ней жалостью. Если ты устроишь ей сейчас выволочку, говорю я себе, о доверительных отношениях можно будет забыть.

– Зачем ты это сделала? – спрашиваю я ее.

– Прости, – бормочет она, вцепившись в меня обеими руками. – Прости, ну прости, дядя Нат. Это была такая заморочка. Я только потом поняла, что́ я сделала. Я ужасно не хотела ехать к этой злыдне, мама мне про нее рассказывала.

– Ну, уж не знаю, злыдня она или не злыдня, но все хорошо, что хорошо кончается. Ты, Люси, поступила дурно, даже очень дурно, и больше ты так, пожалуйста, не делай, однако так уж получается, в виде исключения, что дурной поступок оказался правильным поступком.

– Так не бывает. Это все равно что назвать собаку кошкой или мышь слоном.

– Ты помнишь, что сказал Эл-младший по поводу тормозов?

– Да. Он сказал, что я спасла тебе жизнь.

– Не только мне. И себе, и Тому.

Она отцепляется от моей рубашки, вытирает мокрые глаза и смотрит на меня, пристально и вдумчиво.

– Ты только не говори дяде Тому, что это я сделала, ладно?

– Почему?

– Он меня разлюбит.

– Выдумала тоже.

– Точно, разлюбит. А я хочу, чтобы он всегда меня любил.

– Я же тебя не разлюбил, правда?

– Ты другой.

– Что значит «другой»?

– Не знаю, как сказать. Дядя Том ко всему относится очень серьезно, а ты не такой.

– Просто я старше.

– В общем, ты ему не говори. Поклянись.

– Ну, хорошо, Люси. Клянусь.

Она отвечает мне улыбкой, и впервые со дня ее появления в моей жизни я узнаю в ней юную Аврору, ту, которой уже нет, чья тень живет где-то в мифической Каролине Каролине. Если она где-то еще присутствует, так это в чертах лица ее дочери и в том, как та держит данное матери слово.

* * *

Наконец, выползает Том. Я пытаюсь прочесть его состояние – нечто среднее между мрачным удовлетворением и ощущением неловкости. Темы прошлой ночи он всячески избегает, я же, при всем своем любопытстве, не задаю никаких вопросов. Влюбился он в фонтанирующую Хани или отнесся к ней как к партнерше на одну ночь? Был ли это «голый секс» или там присутствовали и чувства? После застолья Люси вызывается помогать Стэнли стричь лужайку, а я присоединяюсь на крылечке к Тому, выкуривающему свою дежурную послеобеденную сигарету.

– Как ты сегодня спал, Натан? – спрашивает меня Том.

– С учетом тонкой стенки, – отвечаю, – сносно. Могло быть хуже.

– Ты подтвердил мои опасения.

– Не переживай. Не ты строил этот дом.

– Я говорил ей «тише, тише», но это дело такое. Человека заносит, и тут уж говори не говори.

– Не переживай. Я за тебя порадовался.

– Я тоже порадовался. По крайней мере, за эту ночь.

– Будут и другие, старик. Это только начало.

– Неизвестно. Ночью мы поговорить не успели, а уехала она ни свет ни заря, так что не знаю, чего она хочет.

– А сам-то ты чего хочешь?

– Дай мне собраться с мыслями. Все произошло так неожиданно…

– Если ты спросишь мое мнение, то вы идеально подходите друг другу.

– Ну да, встретились два жиртреста. Удивительно, как кровать под нами не развалилась.

– Хани не толстая. Она, что называется, «рельефная».

– Натан, это не мой тип. Слишком жесткая. Слишком самоуверенная. Слишком категоричная. Подобных женщин я всегда обходил стороной.

– Именно такая тебе и нужна. Она не даст тебе расслабиться.

Том со вздохом мотает головой:

– Ничего не выйдет. И месяца не пройдет, как она меня выпотрошит.

– Значит, после первой же ночи ты готов от нее отказаться.

– А что в этом такого. Одна хорошая ночь тоже чего-нибудь да стоит.

– А если она снова юркнет к тебе в постель? Ты ее прогонишь?

Том долго раскуривает вторую сигарету, прежде чем дать ответ:

– Не знаю. Поживем – увидим.

* * *

Но увидеть это ему было не суждено. Нас ждал еще один сюрприз, грандиозный и оглушительный, после чего нам оставалось только собрать шмотки и уехать. Наши каникулы в «Харчевне Чаудера» оборвались на полуслове.

Прощай, зеленый холм! Прощай, Хани!

Мечта об отеле «Житие» – прощай!

После разговора с Томом я отвел Люси искупаться в пруду, а когда мы вернулись, Том встретил нас известием: умер Гарри. Только что из Бруклина позвонил Руфус и, кроме рыданий в трубку и самого факта смерти, ничего выжать из себя не мог. Ясно было одно: надо без промедления возвращаться в Нью-Йорк.

Выписывая чек дрожащей рукой, я сообщил Стэнли, что наш партнер неожиданно скончался и что покупка дома теперь уж точно не состоится. В ответ он пожал плечами:

– Я знал, что это несерьезно. И все же приятно было помечтать.

Том протянул ему листок с адресом и телефоном:

– Пожалуйста, передайте это Хани. Мне жаль, что все так получилось.

Мы быстро собрали наши сумки и уехали.

Я квалифицировал это как убийство. Да, никто его не застрелил и не пырнул ножом, никто не сбил машиной, в сущности, даже пальцем не тронул. Оружием убийц было слово, но разило оно так же, как удар обухом по голове. Гарри был уже немолод. После двух инфарктов сердечная артерия совсем сдала. А тут его подвергали форменному истязанию…