Сват из Перигора - Джулия Стюарт

Затем настала очередь Эмилии, и она поведала гостю, что недавно вернулась из Бордо в родную деревню, где прошло все ее детство. Что она купила замок без всякого намерения что-то менять и что ей нравятся скандальные бастионы как раз такими, какие они есть. И еще она сказала, что прекрасно представляет себе подлые розыгрыши, на которые способны жители Амур-сюр-Белль, и что, зная их так, как знает она, можно смело утверждать, что гость ее еще очень легко отделался.

Когда летучие мыши приступили к своим вечерним облетам вокруг часовни XV века, отстроенной заново руками прокаженных, Жан-Франсуа Лаффоре вдруг спросил Эмилию, доводилось ли ей когда-нибудь знать любовь. Она ответила, что однажды была замужем. Но хоть ее бывший муж и не был плохим человеком, у них так и не получилось сделать друг друга счастливыми.

— Это был единственный раз? — поинтересовался человек из совета.

Мгновение Эмилия смотрела, как ночь тихо льется в открытые окна с решетками.

— Был еще один, но это случилось много лет назад.

— А сейчас? Хотелось бы вам, чтобы в вашей жизни появился другой человек?

— О да, — ответила она, поворачиваясь к своему гостю. — Без любви мы всего лишь тени.

В конце вечера Жан-Франсуа Лаффоре поблагодарил хозяйку за восхитительный ужин, а Эмилия Фрэсс в свою очередь поблагодарила его за то, что он оказался таким замечательным гостем. Они распрощались у парадной двери — в свете луны волосы обоих сияли серебром, — и владелица замка еще какое-то время стояла, слушая хруст помета под его ботинками, когда он шел по подъемному мосту. Дома человек из совета открыл свой мягкий кожаный портфель и обнаружил там баночку джема из черной редьки, обвязанную старинной кружевной тесьмой.

А Гийом Ладусет уже лежал в кровати, под одной лишь простыней. Он пытался воспроизвести в памяти каждое слово, сказанное им и Эмилией, и гадал о тех, что не мог припомнить. Он думал о том, как пленительно выглядела гостья: ее глаза цвета свежего шалфея, ее причудливое платье и волосы, заколотые чем-то блестящим. О том, как нелепо он, должно быть, смотрелся, когда она вошла, а он сидел за столом и таращился на свою дежурную кожаную сандалию, и пожалел, что не надел другую рубашку. И каким идиотом он был, согласившись записать Эмилию в свои клиентки, вместо того чтобы поведать ей прямо там о бесконечных годах неугасающей любви и невыплаканных слез, терзающих уши его нестерпимой болью.

И лишь под самое утро, без всякого намека на сон, Гийом пришел наконец к заключению, что у него просто не было иного выбора, кроме как согласиться на просьбу Эмилии. Оставался лишь один вопрос: кого подобрать ей в пару? Два часа четырнадцать минут и тридцать три секунды спустя, когда за окном прошаркали тапки первого из соседей, направлявшегося в муниципальный душ, в голову свахе пришло идеальнейшее решение.

Ив Левек стоял посреди сада и размышлял над чудовищным состоянием своих корнишонов. Он с грустью смотрел на увечные зеленые плоды, не крупнее гороха, и задавался вопросом: а может, сосед все-таки прав? Может, и в самом деле следовало сажать их, когда Луна проходила созвездие Овна? Да, так и есть, это полная катастрофа, пришел к выводу дантист, раздвигая листья в надежде найти хоть что-нибудь стоящее. Не в состоянии более выносить это унижение — тем более что из окон Гийома Ладусета на верхнем этаже открывался прекрасный вид на его сад, — стоматолог схватился своими длинными бледными орудиями пытки за зеленые стебли у самой земли, выдернул уродцев из грядки и швырнул на компостную кучу рядом со сливой «мирабель».

Возможно, насчет Сандрин Фурнье, этой грибной отравительницы, сваха тоже прав, думал он, медленно ковыляя обратно в дом и тяжело плюхаясь на кожаный диван, доставшийся ему от покойного дяди. В конце концов, не так уж и кошмарно смотрелась она в своем голубом платье без рукавов и с забранными наверх волосами, уговаривал себя Ив Левек. К тому же, если их отношения действительно разовьются, всегда есть заманчивая перспектива хороших скидок на рыбу с ее лотка. Но уже в следующую секунду, с проворством срезанного мака, что сбрасывает лепестки, дантист оставил свои иллюзии. Нет, это не женщина, это просто мерзость, заключил он, глядя на витую резьбу выступа в кладке для дымохода, украденного из церкви во времена Революции. Он с отвращением представил себе, как это ее новое платье без рукавов врезается в пережженную на солнце плоть, отчего та волнится над лифом, точно подгоревшая бриошь. Волосы следовало распустить — дабы скрыть то, что любая другая на ее месте постеснялась бы выставлять на всеобщее обозрение. А что до скидок на рыбу, так Иву Левеку и без того всегда удавалось настолько запутать торговку своими заказами, что она каждый раз сдавала ему больше сдачи, чем полагается.

Дантист взглянул на часы. Через тридцать минут ему придется встать и поехать на встречу с ней. А может, просто взять да и не явиться, подумал он вдруг и как-то даже оживился от столь замечательной идеи. Можно изобрести благовидный предлог, который заткнет рот и ей, и соседу-свахе. Скажем, у него на пороге нежданно возник пациент с острой болью и ему ничего не оставалось, как принять беднягу и позаботиться о нем. Такая история, кстати, послужит хорошим предупреждением Сандрин Фурнье насчет ужасных последствий, к коим неизбежно приводит пренебрежение зубной нитью, рассуждал дантист, млея в лучах собственной изобретательности.

Но не успел он решить, на кого же из пациентов взвалить вину за его отсутствие на свидании, как острый штырь одиночества вдруг резко провернулся в желудке — да так, что перехватило дыхание. Ив Левек понял, что если он действительно хочет избавиться от треклятых запоров, ему придется приложить больше усилий в поисках любви.

Стоматолог нехотя поднялся, направился в ванную и подошел к зеркалу. Как всегда, «сосновая шишка» застала его врасплох. Он подровнял ее и внимательно оглядел результат, но так и не убедил себя в том, что хоть в чем-то выиграл. Сняв очки, он снова всмотрелся в отражение и вынул желтую крошку из уголка левого глаза. Затем вернул очки на нос и оценил себя еще раз, пытаясь отыскать хоть маломальский намек на привлекательность. Не добившись успеха, он оскалил зубы и утешил себя мыслью, что его бабка, зубодерша без лицензии, и дед, поросячий дантист, сейчас бы им наверняка гордились.

Вернувшись в бесплодную спальню, Ив Левек переоделся в зеленую клетчатую рубашку с коротким рукавом, заранее отглаженную и теперь висевшую на дверце старинного семейного гардероба, слишком большого и чересчур уродливого. Потом прошел к туалетному столику и освежился одеколоном, который обычно приберегал для рождественских и прочих официальных праздников, дабы отметить день, свободный от необходимости вглядываться в заброшенные кладбища людских ртов. А затем сел в машину, выехал из деревни и повернул направо у пастбища с рыжими лимузенскими коровами, дружно подмигивавшими всем и каждому.

Ив Левек был не вполне искренен, излагая свахе доводы, почему в качестве места для следующей встречи с Сандрин Фурнье он выбрал именно Брантом. Гийом Ладусет сразу же согласился с дантистом, когда тот объявил, что лучшего места для обретения любви, чем этот очаровательный городок, просто не найти. Однако стоматолог остановил свой выбор на этом месте совсем по другой причине: он думал о бесчисленных толпах туристов, среди которых надеялся потерять грибную отравительницу, если та окажется столь же невыносимой, как в прошлый раз.