Пуля на закуску - Дженнифер Рардин

На секунду я задумалась, насколько в этой пьесе Зарса не ведает о своей роли, а потом решила, что мне на это плевать, и перешла к главному вопросу.

— Почему Колдун хочет, чтобы мы его убили?

— Может, у него рак в последней стадии, — бросил Коул, поднимаясь со мной по ступеням храма.

— Самоубийство посредством копа? — переспросила я. — Да ладно, ты же умнее. Подумай, какие ему пришлось горы перевернуть, чтобы сладить все дело. На это надо было положить месяцы, если не годы. Так зачем главному врагу вооруженных сил США и изгою собственного народа осуществлять столь изощренный план, где результат — его собственная ликвидация?

— Возможно, хочет сделать себя мучеником за правое дело. Не думаю, что его бог сильно популярен здесь среди народа — слишком он жуткий. У него сколько там голов — три? И одна из них змеиная. Но если большие страшные американцы убьют самого преданного служителя Ангры Майню, это может вызвать в ответ интерес к нему. Может взметнуться эпидемия религиозной горячки, и Колдун станет богом — как ему всегда и хотелось.

— Слишком много «может быть», — возразила я.

Но это предположение было куда более осмысленным, чем все прочее, что я могла придумать за такое короткое время. Главные помощники Колдуна всегда после своих нападений в роликах типа «Это сделали мы» крутили кучу проповедей и всегда называли Колдуна устами своего бога. Мученичество даст ему то внимание, которого недоставало емy при жизни.

Вход в храм освещался факелами. Мне достаточно было только глянуть на двадцатифутовые фигуры, вырезанные на фасаде, — парад кроликов, тигров и волков, наполовину уже превращенных в шакалов, барсуков и оленей, — чтобы понять, в честь кого воздвигнут храм. Ако Ноголь, богиня перемены. И даже ее место почитания оказалось слишком горячим, чтобы Вайль мог выдержать. Он оставил козу привязанной к задвижке входной двери. Животное облегчилось как раз на пороге (не думаю, чтобы Ако Ноголь была от этого в восторге), а потом устроилось на ночь, подобрав под себя ноги, будто спасая копытца от ночного холода.

— Вайль принес козу богам, — сказал Коул.

— Богине, — поправила я.

— Он мог бы хотя бы ее убрать.

— В смысле?

— Розовый балахон, шляпка с цветами. Ну, сама понимаешь, как обычно. — Я ткнула его локтем в бок, но он продолжал весело улыбаться. — Твой бойфренд начисто это упустил из виду, — продолжал он тихо мне в ухо, даже не давая себе труда скрывать веселье.

— Заткнись и иди за мной, — буркнула я, спускаясь обратно по ступеням. — Здесь он провел какое-то время. — Не в молитве, у него бы от этого мозги перегорели. Медитировал, наверное. Или какое-то таинственное заклинание читал. — Мы уже близко.

Его мы застукали в миле к северу от храма. Сперва я увидела магулов, болтающихся возле резных крыш. Их присутствие вызвало у меня мороз по коже, напомнив, как много поставлено на карту. Увидев впереди размашисто, целеустремленно шагающего моего схверамина, я придержала Коула.

— Здесь мы разделимся, — сказала я. Коул кивнул. — Не спускай с него глаз. Сильные эмоции он может учуять, так что будь спокоен, как удав. И не наглей. Если упустишь его, возвращайся домой и займись выяснением: я до утра хочу знать, кому принадлежит здание. Твои прикольные очки при тебе?

— Ага.

— О'кей. Если что не так, звони. И не забудь, что весь этот город — зона повышенной опасности.

— О'кей, о'кей, учту твои предостережения. Уверена, что нигде не оставила яйца, которые тебе положено насиживать?

— Извини, давние привычки. Но ты все-таки будь осторожнее.

Он тяжело вздохнул:

— Да иди уже наконец!

Я ушла. Ощущение от ступней было, как от двух кусков вареного мяса — даже странно, что пар от них не шел. Но надо было идти, и я пошла дальше. Прямо к витринам, где впервые увидела Ашу Васту.

Я не ожидала обнаружить какие-либо знаки его присутствия, и потому не расстроилась, когда улица оказалась пустой. Рассчитывала же я найти след вроде того, который оставлял за собой Вайль. Вскоре я оказалась в дверях пекарни и открыла разум внешнему миру.

Ничего, кроме легкого ощущения прошедшего мимо сборщика. Ладно, пусть себе идет невредимый.

— Он ушел на Канал Четырнадцать, — пробормотала я себе под нос. — Надо было помнить.

Сейчас команда Ульдин Бейт ищет меня всем составом, прикидываясь кто репортером, кто оператором. А я тем временем не могу найти одного большого и достаточно заметного другого. Ну ладно, а я на его месте хотела бы, чтобы меня нашла женщина, уже приставлявшая мне нож к горлу? Вряд ли. Я бы всеми силами заметала следы, как в старых добрых вестернах: веткой с пышными листьями на кружном пути домой.

Постой, минуту… нож!

Я вытащила боло. Прижала острие, касавшееся горла Аши, к кончику носа. И втянула в себя запах. Вокруг не было других, которые могли бы отвлечь, я могла мысленно определить уникальный запах, сопровождавший Ашу всюду, куда бы он ни шел. Зовите это ментальным запахом, или харизмой, аурой, как хотите. Нечто, дающее личности сущность, — так что если никто и не видел и не слышал, как носитель этого «нечто» входил в комнату, все равно будет известно, что он вошел, — вот это «нечто» держалось на стали моего клинка.

— Есть! — выдохнула я и убрала нож в ножны. Сделала вдох, сосредоточилась, прищурилась, чтобы не спускать со следа глаз, и двинулась в путь.

Ашу я отыскала на кладбище за черным забором, где лежали продолговатые надгробия, похожие на безногие скамейки. Мне такое устройство понравилось — тут никогда не будет споров, ступил ты на освященную землю или нет. Аша сидел на столбе ворот гигантской статуей, глядя на теснящуюся внутри группу людей.

— За сверхжуткими эмоциями пришел? — спросила я, подходя к нему. — Потому что здесь они есть. А почему эти люди тебя не видят?

Я показала на десяток столпившихся мужчин в черных костюмах, собравшихся возле освещенного пламенем свечей и усыпанного лепестками надгробия ярдах в пятидесяти в глубь кладбища.

Аша спрыгнул со своего насеста.

— Они слишком заняты своим делом, — ответил он. — Обрати внимание на того джентльмена, что между двумя самыми большими свечами.

— Вижу. Он… Он поет? — Я посмотрела на Ашу. — Он же медиум!

Все другие, умеющие говорить с истинно мертвыми, — глухи. И многие из них немы. Он покачал головой:

— Вот это слово, медиум… это то же самое, что Мост Духа?

— Ага. Так тут что, сеанс?

— Своего рода. Эти люди только что потеряли отца. И хотят говорить с его духом — узнать, отчего он совершил самоубийство.

— С виду вполне резонно, но ты оказался здесь. Это значит, что данный конкретный Мост далеко не так прям, как кажется.