Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

Отойдя от тронного зала достаточно далеко, чтобы меня никто не увидел, я бросился бежать по лестнице, ведущей к моим покоям. Добравшись до двери моей комнаты, я остановился на пороге, весь в поту, но войти не решался. Как глупо.

Несколько секунд я медлил, потом наконец поднял руку и негромко постучал по деревянной створке. Затем я снова замер, как дурак, ожидая, пока старший брат позволит мне войти в мои собственные покои.

– Можешь войти, Верлен, – раздался изнутри голос Гефеста. – Я закончил.

Я сделал глубокий вдох и толкнул дверную створку.

При виде лежащих у изножья кровати, смотанных в большой ком, залитых кровью простыней я едва не потерял самообладание. Стараясь не смотреть на окровавленную ткань, я подошел к Гефесту, мывшему руки над тазом, и тут же об этом пожалел: вода в тазу покраснела от крови. Сефиза лежала на спине в центре матраса: лицо мертвенно-бледное, глаза закрыты. Она была укрыта одеялом, так что наружу торчала только голова.

– Она будет жить? – с трудом выговорил я, борясь со вставшим в горле комом. – Тебе удалось снова подсоединить к ее телу механические руку и ногу?

– Да, все прошло хорошо.

– Ты… Надеюсь, ты не сделал ей больно?

Гефест бросил на стол тряпку, которой вытирал руки, и уставился на меня, недоверчиво приподняв бровь.

– Ты серьезно? С каких это пор ты стал таким наивным? Ты действительно думаешь, будто металл и плоть можно соединить, не причинив боли оперируемому? Разумеется, перед операцией я ее усыпил, но, проснувшись, она будет сильно мучиться. Я оставил тебе флакон с болеутоляющими пилюлями – он вон там, на комоде, рядом с кроватью. Только смотри, не переборщи: это средство можно принимать лишь в малых дозах. Обычно мои пациенты вообще не получают никаких лекарств, правила на этот счет очень строгие. Однако я рассудил, что в нашем случае можно немного отступить от общепринятого порядка…

Я согласно кивнул и сделал шаг к вытянувшейся на кровати девушке.

– Еще я переодел ее в принесенную тобой ночную сорочку, – добавил Гефест, не сводя с меня внимательного взгляда. – Я даже лично поменял простыни, дабы не вызывать подозрений у прислуги. Советую тебе сжечь окровавленное белье в камине, так будет вернее.

– Благодарю тебя, – хрипло пробормотал я.

Собственный голос показался мне жалким и смешным.

Несмотря на наше с Гефестом соглашение, несмотря на то, что он, вполне возможно, много лет предавал нашего отца, я против воли испытывал безмерную благодарность к брату, хотя для него я был просто мерзким отродьем. Пусть Гефест всего лишь выполнял свою часть сделки, но его забота о Сефизе тронула меня сильнее, чем должна была бы.

Я слегка коснулся одеяла, невольно очарованный спящей человеческой девушкой. Не открывая глаз, она вдруг повернула ко мне голову, а я вздрогнул и замер. Сефиза застонала, между ее бровями пролегла горестная складка.

– Она просыпается, – пояснил Гефест, подходя к кровати с другой стороны.

Сефиза медленно открыла глаза, и я с изумлением понял, что задержал дыхание. Несколько секунд ее взгляд блуждал по комнате, потом остановился на мне… и из ее карих глаз полились слезы.

Она отвернулась, недвусмысленно показывая, что предпочитает не видеть меня, заметила моего брата и, кажется, испугалась еще больше. Безуспешно попыталась отползти назад, вжавшись в подушку.

– Я не причиню тебе вреда, – счел нужным уточнить Гефест. – Я лишь хочу убедиться, что соединение протезов с твоим телом выполнено правильно. Прежде ты никогда меня не видела, потому что пациенты, которых мне поручают оперировать, поступают в мастерскую, будучи погруженными в глубокий сон. В прошлом я уже с тобой работал. Сегодня я сделал все, что мог, чтобы должным образом подсоединить твои протезы обратно. Скажи, ты можешь двигать рукой и ногой, Сефиза? Тебя ведь так зовут, верно?

Девушка выпростала из-под пухового одеяла механическую руку и растерянно захлопала глазами. Поднесла пальцы к лицу, согнула их, морщась от боли, потом посмотрела на одеяло, скрывавшее ее искусственную ногу.

– Я… не говорила вам, как меня зовут, – хрипло прошептала она. – Ни одному, ни другому.

На миг наши взгляды встретились, но она поспешно отвела глаза и снова уткнулась подбородком в одеяло.

– Хм-м-м, интересно, – протянул Гефест. – В таком случае, как тебя зовут?

– А если я откажусь с вами говорить, вы снова разберете меня на части? – выдохнула Сефиза, обеими руками сжимая край одеяла.

Она тряслась от страха и усталости, от нее исходили сильные волны ужаса, поэтому я поспешно отступил на шаг.

– Думаю, ей нужно отдохнуть, – заметил я, с каждой секундой все больше чувствуя себя не в своей тарелке.

Гефест пожал плечами:

– Вероятно, ты прав.

– Отпустите меня, – простонала Сефиза, пряча лицо в ладонях. – Прошу вас, я просто хочу вернуться домой…

– Это невозможно, – тут же отрезал я. – Прошлой ночью ты отказалась от своей свободы в тот миг, когда решила бросить мне вызов. Уже забыла?

Девушка отняла руки от лица и прожгла меня убийственным взглядом, ее глаза искрились гневом. Затем она пробормотала:

– Разве такое забудешь, грязное чудовище…

Странно, но это оскорбление задело меня сильнее, чем все обидные слова, которыми Сефиза осыпала меня накануне. Я поймал себя на том, что стою и хлопаю глазами, потрясенный горящей во взгляде девушки ненавистью.

– Ну, что же, кажется, обстановка накаляется, – иронически проговорил Гефест. Он подхватил с пола испачканные простыни и сунул их мне в руки. – Дадим же барышне возможность немного отдохнуть.

Он направился к выходу, и я последовал за ним. Прикрыв за нами дверь, Гефест обернулся и сказал почти весело:

– Очевидно, ты упускаешь из виду один важный момент: человеческие пленники, как правило, не склонны к благодарности. Позволь тебе заметить: ты очень ошибаешься, если рассчитываешь на благосклонность этой особы.

– Я не…

– Шутки в сторону: надеюсь, оно того стоит, – перебил меня старший брат. – Я искренне желаю тебе удачи, Верлен.

С этими словами Гефест ушел, а я остался перед закрытой дверью своей комнаты, бесконечно озадаченный и смущенный.

В двери, за которой скрылись двое мужчин, щелкнул поворачиваемый в замке ключ. Я поняла, что снова оказалась взаперти. Только обстановка изменилась: вместо грязных стен тюремной камеры – богатое убранство, комната, достойная наследного принца. К тому же я оказалась в руках самого худшего негодяя на свете: в когтях Тени… а также одного из его приятелей-богов.

Придавленная к матрасу усталостью и пульсирующей болью в руке и ноге, я поддалась искушению: решила пока отказаться от борьбы и позволила себе расслабленно откинуться на гору подушек, лежавших в изголовье огромной кровати. Их несравненная мягкость обволакивала меня, словно облако, и я начала проваливаться в оцепенение, а боль и пылающий в груди гнев начали постепенно отступать.