Сад сломленных душ - Жоржия Кальдера

Осторожно поднял руку, выставив ее перед собой ладонью вперед, словно надеялся меня успокоить.

– Ломай все, что пожелаешь, только не рояль, прошу тебя, – медленно проговорил он необычайно спокойным тоном, словно его совершенно не заботил учиненный мною разгром.

Он все слышал…

Все это время Тень находился в соседней комнате и не вмешивался, позволяя мне крушить его личные вещи. Этот тип совершенно чокнутый, другого объяснения я не видела.

А я отказывалась верить в то, что Тень оказался моим таинственным музыкантом, игравшим прекрасную печальную мелодию. Нет, об этом не может быть и речи!

Не отдавая себе в этом отчета, я замерла, словно загипнотизированная пристальным взглядом молодого человека. В его темных, как ночь, глазах словно сражались друг с другом суровость и бесконечное очарование, и меня завораживало это сочетание, хотя я не согласилась бы признаться в этом даже самой себе.

Потом я почувствовала какое-то давление в затылке.

То же самое ощущение я испытала в нашу первую встречу, когда мы с Тенью впервые посмотрели друг другу в глаза, после того как я разбила его маску. Сильно закружилась голова, и пол начал уходить из-под ног: меня затягивало в другой мир. Вот только на этот раз я отчаянно сопротивлялась этому притяжению, всеми силами цеплялась за реальность.

Я не знала, имеет ли это явление естественную природу и происходит спонтанно или же Тень пытается меня спровоцировать. Тем не менее мне показалось, что он хочет вернуть меня в то загадочное место – очевидно, чтобы лучше контролировать.

В отчаянии я снова стукнула кулаком по клавишам, так что инструмент громко, нестройно загудел, причем проделала это, не сводя глаз с Тени, открыто бросая ему вызов.

Уж теперь-то Палач Пепельной Луны бросит меня обратно в темницу, это несомненно… Или же прикончит на месте, в конце концов, он это умеет, верно?

Однако вместо того чтобы наброситься на меня, как я того ждала, Тень зажмурился и досадливо вздохнул. Потом устало взмахнул рукой, как будто понял, что просить бесполезно, и при этом позволял мне разнести инструмент на куски.

Из моего горла вырвался яростный крик, я снова стукнула по клавишам, потом еще раз и еще. Я била, пока не заболели костяшки пальцев.

– Сефиза… – слабо пробормотал Тень, демонстрируя просто возмутительное спокойствие.

– Я не говорила тебе, как меня зовут! – завопила я. От страха и изнеможения мой голос срывался. – Так что прекрати вести себя так, будто мы знакомы, будто хоть что-то знаешь обо мне. Я тебе запрещаю!

– Но ведь тебя именно так зовут, – невозмутимо возразил этот негодяй, сцепляя руки за спиной. – Нравится тебе это или нет, мне известно твое имя. И, кстати говоря, тебе известно мое, хотя я тебе его не называл.

– О да, мне известно, как тебя зовут! Твое имя Тень, Палач, заплечных дел мастер, мясник! Убийца! Кровопийца! Чудовище! Садист! Мучитель! Урод!

На скуле Тени дернулся мускул, а глаза еще больше потемнели, однако он ничего не сделал. Я билась в истерике, однако поток оскорблений, которыми я осыпала своего тюремщика, казалось, совершенно его не трогает.

– Весьма внушительный список, но боюсь, далеко не исчерпывающий, – заметил он с тошнотворным равнодушием. – Ты упустила несколько эпитетов.

Если он надеялся вывести меня из себя, ему это удалось. Очевидно, мои слова его нисколько не обижали, как и мои действия – похоже, он смирился с тем, что я испортила все его вещи.

Очевидно, у меня не осталось никаких средств борьбы с этим человеком…

Совершенно растерявшись и утратив последние остатки хладнокровия, я попятилась, отступая к окну. Не сводя глаз с лица Тени, нащупала запиравшую окно щеколду, отодвинула ее и, не глядя, распахнула створку. Потом быстро повернулась и запрыгнула на подоконник.

Моя искусственная нога с лязгом заскользила по каменному уступу, и я чуть не упала в пропасть, разверзающуюся по ту сторону комнаты, однако в последний миг успела ухватиться за выступающий из стены камень. Мне уже было все равно…

Лицо Тени вдруг исказилось от ужаса и паники, он протянул ко мне руки и воскликнул:

– Нет, пожалуйста!

Наконец-то он хоть как-то отреагировал.

Мне все же удалось пробить его маску ледяного спокойствия и равнодушия.

С удовлетворением отметив, что перспектива моей скорой смерти причиняет моему тюремщику боль, я выкрикнула:

– Чем бы ты ни попытался меня шантажировать, какие бы грязные планы ни строил на мой счет, какие бы порочные манипуляции ни замышлял, я никогда не соглашусь лечь в постель с таким грязным существом, как ты! Лучше разбиться в лепешку, чем снова ощутить прикосновение твоих мерзких рук к моему телу!

Тень побледнел и часто заморгал. Затем на его лице проступило искреннее негодование, на лбу образовалась жесткая складка. Он покачал головой, приоткрыв рот, словно внезапно потерял дар речи, после чего возвел глаза к потолку, словно надеясь прочитать там ответы на свои вопросы. Наконец он снова перевел взгляд на мое лицо, и на сей раз его губы горестно скривились от обиды и унижения.

– Очевидно, ты все не так поняла. Да будет тебе известно, у меня никогда не было подобных намерений. Вообще. Никогда.

Он выглядел откровенно шокированным, возмущенным и рассерженным, так что я почти ему поверила.

Полагаю, от моих оскорблений ему было ни холодно, ни жарко. Зато стоило мне предположить, что Первый Палач захочет воспользоваться безвыходным положением жалкой Залатанной вроде меня, как он смертельно оскорбился.

То есть он очень хочет сохранить мне жизнь, но при этом презирает меня. Он запер меня в своей комнате, уложил в собственную постель, но при этом питает ко мне искреннее отвращение. Я окончательно перестала что бы то ни было понимать.

Мало-помалу выражение горькой обиды ушло с его лица, сменившись крайней тревогой. Тень глубоко вдохнул и осторожно сделал шаг к окну, на подоконнике которого я стояла: он протянул ко мне руки ладонями вверх, словно показывая, что безоружен.

– Ну же, Сефиза, спускайся, прошу тебя, – взмолился он хрипло. – Это просто смешно, уверяю тебя. Я не такой, как ты думаешь. Я не подвержен низменным желаниям, свойственным твоему виду, и никоим образом не причиню тебе вреда, даю слово.

Я хотела было рассмеяться, возмущенная столь наглой ложью: Тень уже навредил мне сильнее, чем кто бы то ни было, нанес ущерб и телу, и душе… но вместо обвинений из горла вырвалось отвратительное рыдание.

Растерявшись, я бросила взгляд вниз: земля темнела далеко внизу, наверное, в нескольких сотнях метров от узкого парапета, на котором я стояла. От страха я сильно задрожала. Прыжок в эту пропасть – верная смерть.

Неужели я и в самом деле прыгну? Хватит ли у меня духу?