Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко

— А с вашими, что? С семьёй?

— Вызвал врача. Эскулап категорически запретил их транспортировать, потому что к сыпному тифу добавилась и острое осложнение — скарлатина. Вот я и положил их в госпиталь. Под присмотр врачей.

— Может, не тронут?

Судья поднялся и заходил по камере нервными короткими шагами, словно пытался отыскать замурованный выход под сводами подвала. Потом вдруг остановился, повернулся резко и изрёк:

— Комиссар потребовал от меня «контрибуцию» — царскими золотыми червонцами — две тысячи. Я ответил, что таких денег у меня нет. Предложил ему забрать из дома всё, что захочет. Он рассмеялся. Сказал, что и так уже местная ташлянская[33] голытьба всё вынесла. Даже двери сняли с петель. Дал подумать до утра. И пригрозил: «Не отдашь деньги, что ж, тогда я твою жену и дочерей выставлю из госпиталя». Я возмутился и сказал, что они же тогда не выживут, а он рассмеялся и говорит: «Вот и подохнут, как дворняги безродные, а не дворянки».

Статский генерал опустился на каменный выступ, закрыл лицо руками и зарыдал. Артемий молчал.

— Простите, — прошептал судья.

— Не стоит извиняться, Владимир Филиппович.

— Потом заскочил ещё один. Пьяный. Еле на ногах держался. Ни с того ни с сего начал меня бить. Ударит и молчит, ударит и молчит. Я понять ничего не могу! Упал. Кричу: «Что вам от меня надо!». А он разошёлся: молотит сапогами, как собаку, и сипит, как чахоточный. Но молчит.

— Беглый каторжник какой-нибудь местный? Наверное, к красным подался. Вот и мстит теперь вам.

— Не знаю… Потом так же внезапно этот дьявол исчез. А меня сюда кинули. Воды не хотите? Я принесу, не вставайте.

— Премного буду благодарен.

Судья поднёс кружку к губам следователя:

— Вот, пейте.

— Спасибо.

— А вас, вижу, прямо из лазарета забрали.

— Сестра милосердия сказала комиссару, что я судебный следователь.

— Господь эту ведьму накажет!

— Может и накажет, только мы об этом вряд ли узнаем.

— А вдруг повезёт? Знакомый штабс-капитан по секрету поведал, что красных специально в Ставрополь заманили. Они теперь в кольце. Их разобьют в два счёта.

— Может оно и так, только нам от этого не легче. Они с нами быстрее расправятся.

— Светает.

— Ночь прошла незаметно.

Послышался звук открываемого засова. Он, точно лязг винтовочного затвора, кольнул арестантов холодом смерти.

На пороге возникло непонятное существо в папахе и с зажжённой папиросой в уголке рта.

— А ну виходь, панове кадеты. Та швидче![34]

В первой партии «контры», подлежащей расстрелу, было двенадцать человек. Их доставили на Холодный родник в одном грузовике ровно в полдень. Разутым и раздетым до исподнего арестантам приказали повернуться лицом к оврагу и стать у самого края.

Овраг показался Артемию бесконечной чёрной дырой, уносящей людей в другой, неведомый человеку мир. И это было правдой.

Бараевский почувствовал, что наступил на бутылочное стекло — защипало ступню. Но теперь о ране можно было не беспокоиться. Какая разница? Жить оставалось минуту, самое много — две.

Следователь поднял голову. Серое октябрьское небо едва просвечивало через густые ветви берёзы. Из-за жаркого лета листва с дерева опала рано, и только один единственный лист едва держался на ветке. И тут же, прямо ней, сидел дрозд. Птица смотрела Артемию в глаза. Она не боялась его, будто понимала, что этот человек уже не способен причинить вреда.

Бараевский прошептал судье:

— Хоть я и мало пожил, Владимир Филиппович, но стыдится мне нечего. Невиновных за решётку не прятал. Мздоимством не грешил. Жаль только всё время службе отдавал, семьёй не обзавёлся и потомства не оставил.

— А может это и хорошо, дорогой мой. А то бы переживали, как я… Господи, спаси и сохрани супружницу мою и девочек! И прости мне мои грехи вольные и невольные! — глотая слёзы, проронил Ганнот.

Перед строем красноармейцев показался человек в кожаной куртке, затянутой ремнями. Он вынул из кармана сложенный вчетверо лист почтовой бумаги и прогорланил:

— Приказом революционного трибунала штаба Таманской армии, лица, ставшие на путь контрреволюционной борьбы с пролетариатом, а также бывшие царские исполнители расправ над трудовым народом подлежат расстрелу. — Он усмехнулся. — Фамилии перечитывать не буду, завтра вывесим их на афишных тумбах у театра. Вот уж родственники обрадуются!

Командир отступил назад, поравнялся со строем, поднял руку и скомандовал:

— Взвод! Товсь! Целься! Пли!

Прогремел залп.

Дрозд качнул ветку и взлетел. Последний лист упал на землю.

2 ноября 1918 года Ставрополь освободили от красных. В город вошла дивизия генерала Врангеля. Таманская армия, разрозненная и разбитая, обратилась в паническое бегство и вскоре перестала существовать вовсе. Последние её очаги были уничтожены в Ставропольской губернии, Астраханских степях и в Дарьяльском ущелье Военно-Грузинской дороги.

За две с небольшим недели своего владычества большевики успели натворить в губернской столице гекатомбы злодеяний.

Из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем Вооруженными силами на Юге России.

Выпись из Акта расследования «О злодеяниях большевиков в Ставрополе в 1919 году».

«С приходом Добровольческой армии в Ставрополь из оврага Холодный родник было извлечено 56 трупов. Среди них удалось опознать только 32 тела, а именно:

1. Председатель Ставропольского Окружного суда В. Ф. Ганнот.

2. Судебный следователь Ставропольского Окружного суда 1-го участка А. С. Бараевский…

В целях поиска без вести пропавших были вскрыты сорок четыре свежих могилы в разных местах города. Среди них опознаны:

1. И. К. Ганнот, 36 лет (без гроба).

2. А. В. Ганнот, 15 лет (без гроба).

3. З. В. Ганнот, 7 лет (в гробу).

(При вскрытии гроба З. В. Ганнот (7 лет) было установлено, что рука ребёнка была поднята вверх, к крышке гроба; это даёт основание предполагать, что девочка была похоронена ещё живой).