Дарующие Смерть, Коварство и Любовь - Сэмюэл Блэк

Я крепко ухватился за ствол дерева, которое, казалось, задрожало в моих руках. За моей спиной тихо зарыдал Салаи.

Донна Паоло пытался отговорить нас. В который раз.

— Давайте лишь не будем так горячиться и взглянем на вещи разумно, — увещевал нас он. — Борджиа по-прежнему имеет поддержку Франции. Если мы сейчас будем действовать недальновидно, то погибнем раньше, чем успеем пожалеть о собственном безрассудстве и…

Каков трус! Мерзкий отступник! Неужели он действительно думал, что мы не видели, как он шептался по углам со своим родственничком Роберто? Неужели он действительно настолько глуп и полагает, что мы воспримем его увещевания за чистую монету?

К дьяволу. Я вызвал слуг и велел им отвести меня в столовую. У меня больше не было сил стоять и слушать эту чушь. Да и чувство голода напоминало, что пора ужинать. Но когда дверь открылась, чтобы выпустить меня, во двор въехал курьер. Мы выслушали доставленные им новости, но никто из нас не мог поверить тому, что мы услышали. Мятежники захватили крепость Сан-Лео, а Урбино вновь перешел в руки Монтефельтро.[32]В империи Борджиа появились первые значительные бреши.

— Вот это да… — прошептал Джанпаоло.

А донна Паоло побелел от потрясения.

Жребий брошен. Сделан первый ход. Хорош он или плох, но отступать поздно. Наша война объявлена.

Мне удалось добраться до Имолы только к вечеру. Городок невелик, но выглядит процветающим, и жизнь в нем течет вполне размеренно. Я проехал мимо нескольких ярко освещенных таверн; оттуда доносился дразнящий аромат жареных колбасок. На рыночной площади мне пришлось немного замедлить шаг, собравшиеся там горожане радостно лопотали что-то на своем местном диалекте. И в разношерстной толпе я с воодушевлением заметил много молоденьких девиц. (С тех пор как этим летом у нас родилась дочь Примерана, наши с Мариеттой ночи стали почти так же романтичны, как очистка канализации в трущобах.) Проехав по главной улице, я увидел перед собой квадратную краснокирпичную крепость с приземистыми круглыми башнями на каждом углу. Невзрачное, но мощное на вид сооружение. Возможно, я буду благодарен такой твердыне, если мятеж против герцога наберет силу.

Стремясь сообщить мои новости, пока они не протухли, я оставил лошадь на попечение слуги и доложился в резиденции герцога, не сменив даже дорожного платья. На сей раз у дверей не было никакой охраны, и приемная оказалась менее просторной — и холодной, несмотря на горящий камин. Голые каменные стены украшал красный с золотом флаг, в центре которого темнел угрожающего вида бык — эмблема рода Борджиа. По обеим сторонам от флага грозно поблескивали топоры. Светильник еще не зажгли, поэтому в комнате царили расплывчатые сумерки. Увидев меня, его светлость улыбнулся. Я поклонился и приложился к его затянутой в перчатку руке. От мягкой перчаточной кожи исходил запах амбры. Я представил мои верительные грамоты. На каменном подоконнике лежали бархатные подушки, там мы и присели лицом к лицу, буквально на расстоянии вытянутой руки. Герцог позвонил в колокольчик, и слуга принес нам вина в больших, богато украшенных золотых кубках.

Я выложил новости о заговоре его капитанов. Говоря, я следил за выражением его лица, но на нем не отразилось никаких эмоций. Я сообщил ему, что Флоренция получила приглашение присоединиться к мятежному союзу, но отказалась, и он слегка улыбнулся. В заключение, когда я в полной мере передал ему заверение в дружеском расположении от нашего гонфалоньера, герцог вежливо ответил благодарностью в его адрес за добрые слова и пояснил, что сам он неизменно желал дружбы с нашим городом, а за любые захватнические действия по отношению к нам в прошлом полностью несут ответственность злоумышления Вителлодзо и Орсини. Он говорил об этом равнодушным, почти усталым тоном, но в его глазах, когда он поглядывал на меня, искрился огонек иронической усмешки, словно он передавал мне тайное безмолвное сообщение: «Мы с вами умные люди и понимаем, что все эти оправдания ничего не значат, но нам приходится говорить их для проформы».

Я сделал глоток вина. Восхитительный напиток. Напряжение начало ослабевать. И вдруг герцог, подавшись вперед, коснулся моего плеча:

— Никколо, а вы, должно быть, испытали облегчение, узнав, что Вителлодзо Вителли теперь мой враг?

— Я… что вы подразумеваете, мой господин?

— Да бросьте, вы понимаете, о чем я говорю. Помните, ведь ваше имя было в том списке. Как, кстати, и имя вашего нового гонфалоньера.

Я насторожился: с чего он вдруг опять вспомнил об этом списке? На самом деле я скорее надеялся, что он вовсе забыл о нем.

— Мы познакомились с Пьеро Содерини в прошлом году, его направили ко мне в качестве посла. Он показался мне слабонервным и робким человеком, его легко напугать. А значит, им легко манипулировать, — герцог пристально посмотрел мне в глаза. — Правильно ли я понял, что вы являетесь его личным фаворитом?

Я вспыхнул. Наш разговор пошел в очень странном направлении.

— Мой господин, если вы…

— Успокойтесь, Никколо. Вы же понимаете, что мое имя теперь тоже занесено в знаменитый список Вителлодзо. Он возненавидел меня и поклялся убить. Поэтому мы с вами стали союзниками, вы и я… а заодно и ваш гонфалоньер.

Мне вспомнился наказ Содерини: «Вам следует использовать любую проявляемую им к вам благосклонность на пользу нашей республики». Но что бы, интересно, сказал гонфалоньер сейчас, если бы услышал наш разговор? Стоило ли мне подыграть Валентинуа, притвориться, что я помогу ему держать под контролем моего собственного начальника? Достаточно ли я умен, чтобы вести двойную игру с этим герцогом, столь искушенным в искусстве обмана?

Он вновь откинулся назад и вздохнул:

— Передайте гонфалоньеру, что если Флоренция желает дружить со мной, то сейчас нам самое время заключить союз. Прежде это было сложнее, поскольку я водил дружбу с вашими недругами. Но сейчас ваши враги стали моими. Такая благоприятная ситуация долго не продержится. Так что передайте вашему гонфалоньеру: либо сейчас, либо никогда. Убедите его, Никколо. Используйте ваше замечательное красноречие.

После полуночи Чезаре пришел в мою спальню. Я раздвинула занавес и откинула простыни, думая, что он пришел с обычной целью. Но герцог отрицательно качнул головой:

— Я пришел по делу, а не ради наслаждений. У меня есть имя человека, за которым, как мне хотелось бы, вам нужно будет…

— …последить? — голос невольно выдал мое волнение.

В свете принесенной Чезаре лампы я увидела, что он нахмурился:

— Не совсем. Мне хочется, чтобы вы узнали его получше.