Песнь Серебряной Плети - Бранвена Ллирска

Аинэке придирчиво окинула взглядом свое угощение и небрежно указала на ганконера:

— Ты.

Об этих дамских угодниках говорят, будто сама их кожа выделяет некий сладострастный флюид, подобный наркотику, который впитывается в тело их жертв через поры и повергает женщину в неописуемый экстаз. А заодно вызывает своего рода привыкание. Не заметила ни того ни другого. Но они и впрямь получше многих. И держатся дольше.

Примерно четверть часа спустя королева вопила и стонала от наслаждения. Но голод, конечно же, никуда не ушел. Открыв глаза, Аинэке, с омерзением, увидела перед собой торжествующую рожу этого дурака. Она с размаху отвесила ему жестокую затрещину, забрызгав алыми каплями кружевной рукав пеньюара. Новая, могучая волна возбуждения захлестнула ее, как воды потопа легендарный город Ис. Все же так жаль…

— Продолжай.

К рассвету измученный и избитый до неузнаваемости ганконер все же потерял сознание. Она не хотела. Так получилось. Но не оставаться же ей голодной? Аинэке перешла ко второму блюду.

Фоссегрим — существо, по сути, бесполое, но удачно копирующее как мужскую, так и женскую природу по собственному выбору — продержался и того меньше. Правда, Аинэке к этому времени тоже подустала. Но проклятый голод по-прежнему грыз ее своим злым, неистовым пламенем. Да что же это такое? Неужели он до сих пор жив? Когда он умрет, все это точно закончится. Зря она не…

Да, нужно было доставить его сюда. Нужно было сначала насладиться его болью и кровью здесь, заклеймить и только после этого отдать на съедение Кэр Анноэт. Тогда она бы знала наверняка, могла видеть! Видеть, как он умирает. Конечно, клеймить смертника — опасная затея. Она бы не только видела, но и чувствовала то, что чувствует он. Но ради тебя, Киэнн — о, ради тебя я готова на все!

Поздно сожалеть. Она не сможет вытащить его оттуда, где он сейчас. Не сможет…

Отчего же? Кое-что сделать еще можно.

Рука Аинэке судорожно нащупала холодный металл Глейп-ниэр. Глаза пошарили в тяжелом, напоенном ароматами крови и плоти сумраке опочивальни. Вульвер? — Нет, пожалуй, его все еще можно использовать по-другому. Фоссегрим? — Он больше похож на мертвеца, чем на живого…

— Подойди! — повелела она изуродованному существу, которое еще недавно было пресловутым «ласковым любовником», эльфийским инкубом или как их там еще величают.

Полз ганконер возмутительно долго, словно намеренно испытывая королевское терпение. Аинэке развязала цепочку-пояс и, должным образом, четырежды обернула ее вокруг пальцев.

— Ближе.

Жуткое распухшее лицо едва не коснулось ее обнаженных коленей, тонких и белоснежных, как мраморная резьба под потолком. Королева брезгливо отдернулась. Кажется, он еще не соображал, что ему предстоит. Или вообще ничего не соображал. Впрочем, эта братия от природы ограничена и напрочь лишена фантазии.

Аинэке протянула свою ослепительную руку и четким, уверенным движением небрежно коснулась его темени перекрещенной цепочкой. Кожа вспыхнула, волосы обуглились, ганконер истошно возопил и дохлой рыбой свалился на пол. К счастью, Аинэке успела зажать уши.

— Приведи его в чувства, — бросила она служанке.

Какой толк от глаз, которые не смотрят? Трау деловито приступила к работе. Опыт у нее в этом деле немаленький. Когда ганконер, тряся головой и панически моргая, начал приходить в себя, Аинэке педантично проверила связь. Ощущение не из приятных. Надеюсь, оно того стоит. Королева вновь тронула пальцами Глейп-ниэр и сосредоточилась. Эта переброска в пространстве всегда была одной из самых энергозатратных и трудновыполнимых манипуляций, нужно быть настоящим виртуозом, чтобы не повредить «груз» в пути. Да еще и не впустить смерть, которая обитает по ту сторону, в свою комнату и в свой разум. Охватившее фигуру ганконера пламенное пятно хаотично меняло цвета от багрового к пурпурному, ядовито-желтому и чернильно-синему, извивалось и трепетало, дышало то жаром, то могильным холодом. Похоже, этот идиот понял, что с ним происходит только в последнюю секунду: черная дыра распахнулась и захлопнулась в мгновение ока.

Аинэке терпеливо выдержала еще несколько ударов сердца и снова попробовала связь.

Связи не было.

Королева раздраженно попыталась нащупать еще раз, потом опять и опять. Она была готова поклясться, что все сделала как нужно, и пациент прибыл на место назначения в целости и сохранности. Но она по-прежнему ничего не видела и не слышала. Да и остальные органы чувств также не отзывались. Мертв.

Надо было взять кого-то поживучей! В любом случае, у нее нет настроения продолжать пиршество. Вульвер вполне подойдет.

Она забросила в темную бездну Кэр Анноэт и волкоголового недотепу, и, окончательно разнервничавшись, бесполого фоссегрима. С тем же результатом. Она не могла видеть, что происходит в костяной темнице. Однако, если они умирали там или на подлете, то как-то очень уж безболезненно. Это не то, чего она ожидала, не то, на что рассчитывала.

Ее обманули. Снова обманули.

Ты снова сжульничал, Киэнн! Но это тебе так просто не сойдет!

Аинэке прогнала служанку и измученно упала на подушки. Да что ж это за наказание такое!

Повертевшись еще час или два, почти как Брокк на сытый желудок, королева все же отошла ко сну. Сон ее, как всегда, был тревожен и прерывист, полон угрюмых теней, разъяренных демонов и долгих мучительных падений.

А ближе к полудню другого дня она проснулась от чудовищной, испепеляющей боли. Все тело пылало так, словно ее сжигали заживо. В сущности, можно сказать, так оно и было. Только горела не она сама — горел кто-то из ее глаз и ушей, кто-то, соединенный с ней на сенсорном уровне посредством клейма.

Кто-то из вчерашних! Трескающимися от жара пальцами королева отчаянно вцепилась в спасительный холод Глейп-ниэр. Сосредоточилась, пытаясь поймать нужную волну и все глубже погружаясь в гудящее пламя. Глухо. Опять глухо. Слишком поздно. Хотя, если очень постараться, можно прочесть даже мертвого. А заодно — увидеть тех, кто рядом с ним. Что ей и нужно. Только не перестараться, рискованное это дело — открывать глаза мертвеца!

Продираясь сквозь дебри сменявших друг друга холода и жара, сквозь чужую боль и безобразное оцепенение угасающего разума, Аинэке потянулась вперед еще сильнее. Запах пепла… брызги, соленые брызги… Кровь? — Слишком холодная. Что-то скрипит на зубах. Стекло? Или просто песок? Слепой ужас, бесплотный, но осязаемый. То ли раболепное обожание, то ли суетливая преданность, медленно перетекающая в тупую, убийственную ненависть…

Мор и проклятье на ваши головы! Паззл сложился. Это не был ни один из ее «посыльных». Она даже не знала его. Какой-то мертвый брауни, вернее, уже практически боггарт. И он умирал вторично — в пламени костра. Аинэке уже хотела отвернуться, уйти от этой дурацкой, ненужной боли, от этих никчемных мыслей примитивного рассудка, когда поймала за руку кого-то еще. Того, кто, судя по всему, эту самую руку к убийству брауни и приложил. Что-то пугающее и мрачное… Баньши?..