Стрела любви - Моника Маккарти

— Но я думала… Мы обсуждали… Ты дал понять, что подумаешь о переходе на сторону моей семьи.

Молодой воин покачал головой.

— Ты сама убедила себя в этом. А я тогда тебе сказал, что не желаю об этом говорить.

— Получается, у меня нет права голоса? Ты станешь врагом моей семьи, будешь рисковать жизнью, а у меня нет права выбора?

— Ты сделала выбор, согласившись стать моей женой. — Йен опустился перед женой на колени и взял ее ледяные руки в свои. Его большие теплые ладони, ставшие еще более шершавыми, поглотили ее маленькие ручки. — Я знаю, это трудно, и никогда не желал причинить тебе боль, но ты моя жена, и твой долг — хранить мне верность.

Маргарет почувствовала, что ее бедное сердце разрывается от боли.

Тем не менее Йен прав. Ей, разумеется, не хотелось это признавать, ведь она сделала свой выбор, согласившись стать его женой. Но тогда она даже не подозревала, от чего ей придется отказаться.

— Я люблю свою семью, — пробормотала она. — И ты не можешь требовать, чтобы я забыла своих родных.

Йен покачал головой.

— Нет‑нет. Я бы никогда не стал требовать от тебя такой жертвы. Речь идет только о твоей поддержке и верности. Пожалуйста, поверь, я знаю, что делаю, и искренне верю, что так будет лучше для Шотландии.

— Новая война — это лучше?

— Да. Если в результате на трон взойдет законный король. И если будет положен конец правлению Эдуарда.

— Ты уверен, что Роберт Брюс — законный король?

Половина Шотландии — включая членов ее клана — были с этим не согласны.

— Да, я в этом уверен, но не прошу верить в Брюса тебя. Я хочу только одного — чтобы ты верила в меня.

— Я верю, — вздохнула Маргарет. Политика ее никогда не интересовала. Главное — чтобы все, кого она любила, остались живы.

— Я не хотел, чтобы все так получилось, — продолжал Йен. — Я думал, что у нас с тобой будет больше времени до начала войны. Поверь, если бы мне не надо было уезжать… — Он внезапно замолчал, сообразив, что проговорился раньше времени.

— Ты уезжаешь? — еле слышно переспросила Маргарет. Ей показалось, что она вот‑вот задохнется.

Йен помрачнел.

— Завтра. Я надеялся, что у нас с тобой будет больше времени, но мы сильно задержались в пути. Нам и так придется скакать галопом через всю Шотландию, чтобы успеть вовремя.

Маргарет была слишком шокирована, чтобы заинтересоваться словом «мы».

— Нет, нет, нет! — Она в отчаянии замотала головой, чувствуя приближение паники. — Ты не можешь опять уехать. Ты не можешь бросить меня здесь одну.

— Ты не одна. Моя мать…

— Твоя мать презирает меня. Они с Марджори стараются не находиться со мной в одной комнате. Ты не представляешь, как ужасно я себя чувствовала после твоего отъезда. Меня здесь все ненавидят.

Йен тяжело вздохнул.

— Я знаю, что нелегко привыкнуть к новому дому, и тебе могло показаться, что…

— Только не говори, что я преувеличиваю или придумываю то, чего нет, — перебила Маргарет. — Они считают меня хитрой шлюхой, которая вынудила тебя жениться.

Слухи об обстоятельствах их брака, к сожалению, последовали за ними на Керреру. И много рассказывали о ее клане и о Прелестнице из Галлоуэя.

Йен ненадолго задумался, потом заговорил:

— Если кто‑то посмел сказать тебе что‑то оскорбительное, то я…

— Никто мне ничего не говорил! — снова перебила мужа Маргарет. — Но как они на меня смотрят! И замолкают, стоит мне войти в комнату. Я — Макдауэлл, Йен. Для них это все равно что язычница, танцующая голой у костра. Я даже в монастырь не могу спокойно отправиться — слухи меня преследуют везде. И многие здесь думают, что я занимаюсь чем‑то недозволенным. Ты знаешь, что Фин следил за мной сегодня и делал оскорбительные намеки — мол, я соблазнила здешнего священника?

Йен еще больше помрачнел.

— Уверен, ты неправильно его поняла. Фин обо всем мне рассказал. Он только выполнял мою просьбу. Ты не должна ездить в Обан и обратно без сопровождения.

Маргарет пыталась обуздать свой гнев, но тщетно.

— Я все правильно поняла! Прости, но этот человек мне не нравится. В нем есть что‑то… не знаю. В общем, он заставляет меня нервничать.

Глаза Йена вспыхнули.

— Если Фин оскорбил тебя словом или делом, я его убью, — процедил он. — Проклятье! Я решил, что та скачка уже забыта. Но если он затаил злобу…

Маргарет покачала головой.

— Нет, все не так. Он не сказал и не сделал ничего особенного, просто я ему не доверяю.

— Он мой лучший друг, Мэгги. Я знаю его с семилетнего возраста. Я бы доверил ему собственную жизнь.

— И все же ты и ему не сказал, куда направляешься.

Губы Йена сжались, превратившись в тонкую линию. Ему явно были не по душе слова жены.

Маргарет вздохнула. Муж что‑то скрывал. Она и раньше это понимала, но теперь получила доказательство.

— Я поговорю с ним, — сказал, наконец, Йен. — Но в любом случае тебе не следует об этом беспокоиться.

— Почему?

— Фин уедет вместе с моим отцом и братьями, когда начнется война.

Глядя на жену, на лице которой отразилось явное облегчение, Йен впервые подумал о том, что речь, возможно, шла о чем‑то большем, чем одиночество молодой женщины, склонной к преувеличениям.

Будь проклят этот Фин! Йен и раньше подозревал, что его молочный брат относился к Маргарет не лучше, чем она к нему. Возможно, это была неудачная идея: поручить Фину присматривать за ней, — но Йен искренне надеялся, что они смогут подружиться.

Проклятье! Как все запуталось! Йен никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Преувеличивала Маргарет или нет — возможно, люди ее просто не знали, — но было очевидно: она действительно несчастна.

Он ненавидел себя за то, что не был с ней рядом, чтобы помочь ей, и ей пришлось провести долгие месяцы в чужом для нее месте в одиночестве. Но что он мог сделать? Как поступить? Тупиковая ситуация. Ведь даже сейчас его долг — находиться в другом месте.

Он поднялся с коленей и сел на край кровати рядом с женой. Она не отстранилась. Тогда он осторожно обнял ее за плечи. Маргарет, вздохнув, прильнула к мужу, и он почувствовал проблеск надежды.

— Жаль, что меня не оказалось рядом, когда тебе было тяжело, — тихо проговорил он. — Скажи, что я могу сделать, чтобы стало легче.

Маргарет взглянула на мужа, однако ее красивые глаза показались ему безжизненными… стеклянными.

— Не уезжай, — прошептала она.

Йен тяжело вздохнул. О господи, как же ему хотелось остаться!