Сроки службы - Марко Клоос

– Как у нас дела? – спрашивает капрал Миллер.

– Не знаю, как у вас, а меня будто автобус переехал, – отвечаю я. – Что на обед?

– У тебя – жидкая питательная смесь номер семнадцать. Есть ванильный и яблочный варианты. Но должна тебя предупредить. Вкус может не совпадать с тем, что написано на упаковке.

– К этому я привык, – говорю я, осматривая безликие белые стаканы на подносе. – Пробовали когда-нибудь СПП?

– Да, – говорит она. – Я из КК Хьюстон-23. Поверь мне, эта штука – деликатес по сравнению с коммунальной баландой. Просто представь, что это молочный коктейль. Жидкая диета продлится еще несколько дней, кстати. Доктор прописал.

– Я попробую ванильный. Не знаете, почему мой ПП к сети не подключается?

Капрал Миллер пожимает плечами:

– Понятия не имею. Я же не техник. Твоим доступом заведует группа Информационной поддержки в твоем батальоне. Тебе, наверное, придется с ними поговорить, когда выпишешься. Может, твоя игрушка все-таки сломалась.

Я знаю, что дело не в планшете, но в ответ тоже пожимаю плечами. Если капрал Миллер и знает, почему мне обрубили связь, она не скажет, но кое-какие догадки у меня есть.

– Ешь, и зови, если нужна будет помощь.

– Мне скоро надо будет по-маленькому сходить, – говорю я. – Думаю, вы не хотите, чтобы я бегал и искал сортир?

– Нет, не хочу, – улыбается она. – На правой стороне кровати есть мочеприемник. Пользуйся на здоровье. Кишечник у тебя пуст, так что об остальном не беспокойся. Это тебе еще не скоро понадобится.

– Ну и хорошо. Спасибо, мэм.

Она уходит, а я делаю глоток из стакана. Вкус у жидкой питательной смеси номер семнадцать такой же пустой, как у рисовых колобков без приправы, но он оставляет еле заметное ванильное послевкусие, так что я следую совету капрала Миллер и притворяюсь, что потягиваю молочный коктейль.

«Мочеприемники, жидкая еда, пустая комната и никакого доступа к сети, – думаю я. – Неделька будет долгой».

На третье утро в больницу приходит гость. Как только я приканчиваю завтрак – мне разрешили размокшие кукурузные хлопья, – открывается дверь и входит майор Территориальной армии в полной униформе класса А.

– Вольно, – жизнерадостно говорит он, как будто я собирался отбросить одеяло и вытянуться у кровати от одного только вида золотых листьев на его погонах.

– Доброе утро, майор, – говорю я. Сначала мне кажется, что он из Медицинской службы, но потом я замечаю знак различия на его униформе. Скрещенные мушкеты – это пехота. На автомате я сканирую взглядом орденские планки над его левым нагрудным карманом и вижу, что у майора немного боевых наград. Есть значок за боевые высадки, степень мастера, но любой боец ТА зарабатывает такой за пару лет в линейном батальоне. Есть значок по стрельбе из винтовки и пистолета, оба – низшей степени. Большинство ребят в нашем батальоне даже не надевают такой, если не достигли высшего ранга – «Эксперт». Ленты и знаки на униформе класса А – визитная карточка солдата, и на визитке этого майора написано «тыловая крыса».

– Доброе утро, рекрут, – отвечает он. Оглядывается в поисках стула. Не найдя его, подходит к моей кровати и принимает странную позу, которая выглядит так, словно он не знает, вести себя формально или расслабиться. – Я – майор Унверт. Батальонный S2.

– Ясно, сэр. – S2 – это начальник разведки. Я раньше ни с кем из обитателей Пантеона не общался. Мы так между собой называем штаб-квартиру батальона.

– Если не возражаете, рекрут, я задам вам несколько вопросов.

– Конечно, не возражаю, сэр.

– Вы помните, что случилось в прошлую субботу?

– Конечно. Нас отправили в КК в Детройте, и там мой отряд расстреляли к чертовой матери. Сэр, – добавляю я.

Майор не то чтобы потерял форму, но в нем нет ни одной прямой линии. Он выглядит мягким, и я чувствую к нему неожиданную неприязнь. Может, это из-за того, что он смотрит на меня свысока, будто я – представитель другой, низшей, расы или вообще сломавшийся прибор.

– Ну да, в целом верно, – говорит майор. – Позвольте спросить поточнее. Помните ли вы, как выстрелили термобарической боеголовкой из ракетницы МАРС во время той миссии?

– Да, сэр, помню, – внезапно я понимаю, почему майор здесь и почему мой ПП не подключается к АрмНет.

– А можете ли вы сказать мне, кто приказал или дозволил вам сделать этот выстрел?

– Я не получил прямого приказа воспользоваться ракетницей, – говорю я. – По пути на задание взводный сказал нам, что для самозащиты мы можем открывать огонь на поражение. В мой отряд стреляли, несколько людей было убито, и я защищал себя, сэр.

– Да, и весьма рьяно, – майор Унверт ненадолго поджимает губы. – Проблема в масштабах, рядовой Грейсон. Вы выстрелили из оружия большой разрушительной силы, предназначенного для уничтожения укреплений, по гражданской цели, да еще и по собственности государства. В том здании погибло множество невинных из-за вашей самозащиты.

Последнее слово он произносит с едва заметным глумливым акцентом. Я заключаю, что он мне совсем не нравится.

– Предполагается, что мы защищаем граждан САС, рядовой. Разнося в хлам коммунальные высотки, мы никого не убедим, что хорошо справляемся с этой работой.

Я чувствую, как к лицу приливает жар.

– И какого черта, по-вашему, я должен был делать, майор? У вас же есть телеметрия с наших компьютеров, да? Может, мне надо было вежливо попросить, чтобы в нас перестали оттуда стрелять?

– Я думаю, что вы могли отреагировать соразмерно, – говорит майор. – У вас было и другое оружие, помимо термобарических ракет.

– Ну, я вроде как торопился, и у меня не было времени, чтобы читать надписи на ярлыках, сэр.

– Очень жаль, – говорит майор Унверт. – Теперь мне приходится выкручиваться перед начальством и журналистами, и уж поверьте мне, я этим совсем не доволен.

«Да насрать-то мне, чем ты там недоволен», – думаю я. Мне хочется сказать это вслух, но я решаю промолчать. Его место – на верхушке батальонной пищевой цепочки, мое – в самом низу. Как бы они ни решили со мной поступить, я не хочу это отягощать еще и оскорблением офицера.

– Я делал свою работу, майор. Мой отряд попал в передрягу, и я уничтожил угрозу. Вот и все, что я могу сказать.

Внутри меня все горит от ярости. Этот засранец в своей отутюженной униформе класса А, с ленточками диванного героя, был, наверное, в С2 в Шугхарте, когда нас расстреливали жители Детройта, и если и видел сражение, то только с корабельных камер да через телеметрию отрядных командиров. Его не было с нами, когда нас косили из внезапно появившихся пулеметов, и ни одна из тысяч выпущенных той ночью пуль не была нацелена в него. Ему не пришлось никого тащить через полукилометровую боевую зону, кишащую озлобленными бунтарями. Внезапно мне хочется схватить его за лацканы безупречной униформы и вломить ему лбом прямо в лицо.