Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева

Первое время Иласу часто доводилось стоять в кругу. Сам бил, был и бит. Но всегда поднимался. А потом, после нескольких вылазок, как-то незаметно стал своим, несмотря на заносчивый нрав. Больше не подначивали, но теперь он сам нарывался, стараясь таким образом выплеснуть злость, отчаяние, безысходность, что словно витали в воздухе приграничья. Этого дикого, сурового в своей неприглядной, варварской серой простоте края.

Он вернулся в столицу, где царствовали лоск, шик и положение, где воспоминания, как фантомы прошлого, иногда брали его в плен. Тогда он искал забытья. Не у продажных женщин, не в вине и картах, а вот в таких боях. В эти моменты ему было плевать, кто за кругом. Главное, что есть противник. Живой, осязаемый, пытающийся если не убить, то покалечить. Все было просто и ясно. И воспоминания отступали.

Сейчас же Илас трезво понимал, что им срочно нужно выбираться, иначе… Иначе наступило гораздо раньше, чем предполагал мужчина, и имело весьма внушительный вид.

– Э нет, цыпа, так просто от меня не уйдешь… – это прохрипел здоровенный детина из тех, что способны подменить и коня на поле в плуге, и быка-осеменителя, если на горизонте замаячит женская юбка.

Илас, схваченный им поперек тонкой талии (наличие оной – заслуга корсета), не раздумывая, задрал юбки так, что самым любопытным можно было увидеть все и даже больше, ударил любителя условно слабого пола по коленной чашечке. Звука в азартной толчее слышно не было, но требуемого блондин добился: загребущая лапища его отпустила.

Судьба, похоже, сегодня решила развлечься за счет рыжеволосой фьеррины, ибо она оказалась в буквальном смысле нарасхват. Вместо одного здоровяка к ней тут же пристали еще двое, уцепив ее под локотки с обеих сторон и оттеснив престарелую компаньонку.

Илас, обернувшись к лицедейке, одними губами прошептал:

– Беги! – И больше не заботясь о судьбе девушки, перешел к решительным действиям по освобождению себя любимого.

Вывернув правую руку из примитивного хвата одного ухажера, ей же он заехал по носу второму и, ловко уйдя ему же за спину, попытался ускользнуть. Не тут-то было: атакованный ранее здоровяк почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах. Схватив рыжую за плечи, он хотел как следует встряхнуть мерзавку, а затем показать, что со строптивицами должен делать настоящий мужчина, но красотка оказалась с характером. Со вздохом уточнив: «Сам знаю, это больно», – она наплевала на все приличия и что есть мочи ударила здоровяка в пах. Громила не удержался и вместо того, чтобы, как полагается приличному мужику, прикрыть от повторной атаки самое дорогое, покачнулся и, не выпуская Иласа, рухнул, протаранив кольцо зрителей.

Блондин вместе со своим оппонентом оказались в кругу, где шел бой между жилистым, как ремень, вертким, не хуже, чем волчок, белокосым и рыжим, таким же сухопарым бойцом, к тому же слепым на один глаз. Последний как раз апперкотом свалил своего противника с ног. Упавший сделал попытку подняться, но, покачнувшись, завалился на землю уже самостоятельно.

После фееричного появления Иласа в обнимку с «кавалером» раздались одобрительный зрительский свист и крики, смысл которых сводился к тому, что бой между белокосым и рыжим хорош, но уже закончен, а появившаяся парочка куда интереснее. Посему кольцо сомкнулось, отрезая блондину путь к отступлению.

Послав к мракобесам маскировку, Илас засучил рукава и, подоткнув за пояс юбки так, что ноги оголились чуть ли не до бедер (это вызвало еще одну волну одобрительного гула), не мешкая, перешел на близкий контакт. Здоровяк, до конца не сознавший изменения своей диспозиции и потому не ожидавший такой решительной атаки со стороны рыжеволосой красотки, пропустил джек. А за ним и прямой кросс (при таком ударе главное не сила, а скорость, с которой боец его наносит). Бугай пошатнулся, оступившись на шаг. Один миг было ощущение, что он упадет, но нет.

Просто так громила сдаваться не привык и, встряхнувшись, словно пес, вылезший из воды, попытался достать рыжуху, которая являлась теперь для него только противником, врагом, а таких не щадят.

Илас блокировал удар, при этом намечая серию своих: сначала в щеку, чтобы окончательно дезориентировать, затем в шею. Не в район солнечного сплетения, куда метят глупые новички, наслушавшиеся рассказов о «болевых точках», а в адамово яблоко. Потому как в бою, чтобы добраться до солнечного сплетения противника, нужно пробить пресс, а он у тренированных воинов крепкий. Гораздо эффективнее точным ударом сломать хрящи гортани. Убить не убьет, но покалечит. После такого в себя оппонент приходить будет полсвечи точно. А говорить и вовсе до конца дней ему придется фальцетом.

Во время драки время для Иласа привычно замедлилось. Мужчина готов был поклясться, что иногда в такие моменты мог разглядеть каждый взмах крыльев мухи, реши глупое насекомое пролететь рядом. Для окружающих бой длился от силы два вздоха, и, когда бугай рухнул на земляной пол, случилась немая сцена.

Илас, оглядев честное собрание, невозмутимо одернул юбки и рукава. Прядь, выбившуюся из прически и наглым образом квартировавшую на лбу, он попытался сдуть, резко дыхнув вверх. Но локон, взмыв на мгновение ввысь, снова возвратился на исходную, загораживая обзор. В тишине отчетливо прозвучал голос:

– И эту милую фьеррину вы, уважаемая, призывали спасти? По-моему, она в состоянии сама о себе позаботиться.

Васса заскрипела зубами. Она в сумасшедшей круговерти пыталась найти выход из ситуации… выбежала на улицу и, приметив респектабельного герра, который мог бы вмешаться в свару, при этом не раскрыв личины Иласа, разыграла перед ним целый спектакль. Исполнение роли отчаявшейся компаньонки, чью госпожу того и гляди снасильничают, было настолько пронзительно-гениальным и шокирующе-коротким, что многие аферистки удавились бы от зависти.

Герр проникся состраданием не столько к старухе-компаньонке и ее подопечной, сколько к размеру приданого, о коем не упустила упомянуть Васса. Новоявленный герой ринулся на помощь попавшей в затруднительное положение девице, аки легендарный Эрлан-драконобрец (во всяком случае, мотив наживы у них с рыцарем из баллад был одинаков). Проникнув же в центр толчеи, спаситель, право слово, не сразу понял, кто из двоих нуждается в его помощи больше: лежащий навзничь здоровяк, имевший знакомство со щелоком и мочалкой последний раз в грудничковом возрасте, или расхристанного вида красотка, поправляющая подол.

Его комментарий ситуации, вырвавшийся непроизвольно, заставил Вассу действовать и думать с утроенной изворотливостью.

– Что вы, милейший. Моей малышке просто чудом повезло! Что может противопоставить хрупкая невинная девушка этому? – лицедейка ткнула в лежащего пальцем, вовремя скрюченным в характерный старушечий жест. – Пощечину, да и только! А то, что он споткнулся и сам, упавши, ударился – не иначе как хоганово провидение.

Пылающий праведным гневом взгляд ссутулившейся старухи, ее речь, переполненная материнских интонаций родительницы, переживающей за свое дитятко, заставили многих любителей быстрой халявы, находящихся в подпитии, усомниться в увиденном.