Високосный, 2008 год - Александр Омельянюк

А кстати о толчках – вспомнил пересмешник, как говорила Ксения, свою любимую туалетную тему!

В бытность его работы методистом в одном офисе, сотрудников консультируемой им фирмы донимали звуки туалета, расположенного поблизости.

Из-за этого многие работники и гости стеснялись вовремя и полностью испражняться, по-возможности сдерживая естественные порывы тела.

Так именно ему тогда пришла в голову до гениальности простая идея, создать шумовой фон между сортиром и офисом. Задумано – сделано!

Около дверей туалета поставили две колонки музыкального центра, и постоянной, негромкой, разнообразной музыкой заглушали звуки ню!

Но идея неожиданно дала и обратный эффект, вышла боком.

Считая, что теперь их не слышат, испражняющиеся полностью расслабляли свои ягодицы, в результате чего на фоне различных музыкальных па слышался то звук канонады, а то и писк скрипки, вызывая смешки коллег.

Со временем все всё поняли и продолжали сдерживать «души прекрасные порывы» своего тела.

Так Надежда Сергеевна стала теперь для него этим самым шумовым фоном против Гудина и Ляпунова – решил философ.

И вот теперь Платон решил изменить тактику взаимоотношений с Гудиным. Постараться с ним вообще не общаться и не разговаривать.

Но когда тот будет задираться и оскорблять его, то бить гада словом метко и беспощадно.

И на работе Платон как-то осадил болтуна:

– «Ванёк! Занялся бы ты делом! Глядишь, и шиздить бы меньше стал!».

Да! В моё отсутствие Иван Гаврилович так нахлебался моей работы, что теперь стал ещё лютей меня ненавидеть, не разговаривая со мной, и бурча по любому поводу, придираясь при этом, боясь меня! – сделал Платон вывод.

А-а! Значит, в моё отсутствие Надя ставила меня в пример Гаврилычу, как самого быстро соображающего! Так что теперь всё понятно! Он пытается доказать обратное! В моё отсутствие Гудин, видимо, лишний раз убедился, что они без меня не могут. И случись чего, например, если будет сокращение штата, он будет первым кандидатом на увольнение, а не я! – домыслил он.

Вот потому, злыдень, и взъелся на меня в бессильной злобе, пытаясь как-то уколоть, уесть, унизить! – добавил Платон к своей мысли.

Ведь плебеи всегда громко разговаривают, даже кричат, пытаясь хоть этим возвыситься над патрициями, или вообще, над другими, хотя бы над пролетариями! – вспомнил он суть сентенции древних римлян.

Да, в этот високосный год не повезло не только с погодой. Однако Платон не унывал. Ему было грех жаловаться.

И не только потому, что он был оптимистом, но и события повернулись так, что в чём-то ему компенсировались потери, то есть повернулись в положительном плане.

Он почти два месяца отсутствовал на рабочем месте и хорошо отдохнул не только от самой работы, но и от своих коллег по ней. Платон это заметил после возвращения из отпуска и больницы. Его отношения с коллегами по работе стали какими-то другими. Гудин, например, не допускал теперь по отношению к Платону амикошонства и не поддавался на его шуточки и прибауточки. А Алексей, тем более, не тяготел к общению с Платоном.

После отпуска и больницы Платон понял, что теперь Гудин сдружится с Алексеем, но против него. Хотя самому Алексею было наплевать на Гудина, на то, что тот заискивает перед ним. Ведь никакой практической пользы он от этого не получал. Ему было лишь приятно ощущать своё превосходство над стариком.

Надежда даже как-то спросила Платона:

– «А что ты теперь называешь Гаврилыча и Лёшку дружками? Небось, ревнуешь?!».

– «Да ты что?! Мне наоборот, хорошо! Говно теперь отлипло и уплыло от меня!».

– «А ты теперь с Гудиным, что? Не общаешься?» – пыталась всё же прояснить вопрос начальница.

– «Конечно! Я с низкими людьми не общаюсь! А общаюсь только с благородными, рождёнными во благе, а не в грехе, как он! Причём дважды в грехе! От немца и внебрачно! А проще говоря, в двойном грехе! У Гаврилыча не русский характер. Нет в нём благородства и широты русской души, а только одна немецкая пунктуальная расчётливость».

Надежда Сергеевна, как начальница и женщина, старалась сразу, в зародыше погасить возникающий, или искусственно раздуваемый конфликт между мужчинами, точнее между сладкой парочкой и мужчиной.

Как только капризный Алексей или зловредный Гудин начинали высказывать претензии Надежде на Платона, причём даже в его присутствии, та сразу пресекала это, сама объясняя дурачкам правильность действий Платона, или причину их временного отсутствия.

Платон в таких случаях мысленно потирал незапачканные руки!

Сама посадила дурачков на их толчки!

– «Я Вам честно говорю!» – отвлеклась Надежда по телефону, вызвав давно забытую усмешку, выходящего от неё подчинённого.

По редким репликам Гаврилыча Надежде, Платон понял, что Гудин по-прежнему считает его чужим в их коллективе. Получалось, что как Платон работал вначале временно, так его временщиком по привычке всё ещё и считают. И это выражалось в редких, неожиданных высказываниях коллег.

И особенно Платону всё это бросилось в глаза, резало его слух, после выхода из больницы. От него немножко отвыкли, да и он тоже.

Так Иван Гаврилович Гудин начал новые нападки на Платона видимо из-за того, что почувствовал силу того. Платон вернулся из реабилитационного центра свежим, сильным, отдохнувшим, здоровым и полным сил, не от кого независящим, готовым на дела и подвиги.

И Гудин получил от Платона за дело. Он думал, что из-за заболевания Платон будет постепенно сдавать свои позиции, и он выйдет на третье место.

Но пьедестал разломился. Никто, кроме Гудина, ни на какие призовые места не рвался, а лишь спокойно работали.

И вот тогда Платон решил: Ну, раз я вам чужой, то чего я буду перед вами распинаться?! И он совершенно изменил тактику общения с этими людьми.

Ничего он теперь про себя не рассказывал, и вообще, вёл себя так, как будто он только сейчас пришёл в новый коллектив, абсолютно не общаясь с ними лишний раз. Ничего лишнего не говоря, не комментируя, не шутя даже, и никого не подкалывая, Платон подчёркивал своё наплевательское отношение к ним, как, впрочем, и они к нему тоже.

И, в конце концов, Платон стал общаться только с Надеждой Сергеевной. Ведь она ему даёт работу, она ему платит, она всем распоряжается и всем командует! Он ещё раз убедился, что другие коллеги ему были больше не нужны. У него с ними совершенно не было ничего общего.

Позже Платон высказал Надежде наболевшее:

– «Надь! Ты же видишь, я никогда от работы не отказываюсь! И не делю нашу работу на свою и чужую. Да и всю работу делаю, которую ты мне поручаешь, причём сразу, и без всяких споров и, тем более, скандалов. Единственное, если я с тобой когда и спорю о чём-то, то исключительно по делу, когда не совсем с тобой согласен, когда вижу, что твои аргументы не всегда точны, а предложения не эффективны, чем мне кажется, могло бы быть. Поэтому я и предлагаю свои варианты решения проблемы. Что-то не делать вообще, или делать не так, вот и всё! Мои споры идут только во благо, на улучшение работы, на повышение её эффективности, а не на то, что я, якобы, капризничаю, как Гудин!».