Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика - Вильгельм Йонен

И вдруг Мале в ужасе заорал:

— «Москито» на хвосте!

Я вздрогнул, накренил самолет и в тот же момент почувствовал удар, затем едкий запах дыма. Горим! И все же я спикировал, надеясь избавиться от преследователя. Высота резко падала: 2500, 2000, 1500, 1000. Я всем телом навалился на ручку управления и взял пикирующую машину под контроль. Вонь еще чувствовалась, наверное, тлел кабель, но моторы работали бесперебойно.

Домой! В Лейпхайм. На бреющем полете мы пересекали Швабию. Мале осветил фонариком кабину. Все в порядке. Он сосредоточился на моторе. Белая струйка на правом крыле. Бензин вытекает через простреленный трубопровод! Стрелка индикатора горючего медленно, но неуклонно приближалась к нулю. Критическая ситуация. Верно говорят, что беда не ходит одна. Мале доложил показания «наксоса», в наушниках снова раздался зловещий треск. Британец не сдавался, преследуя нас до самого аэродрома. Мы должны приземлиться, дальше уклоняться от боя невозможно. И приземляться где-либо, кроме Лейпхайма, бессмысленно. Грасхоф вызвал аэродром. Ответ был еле слышен. Еще несколько жутких минут… Я включил электронасос и перекачал горючее из левого бензобака в правый. Достаточно ли? Если правый мотор заглохнет, нам конец. Я сам связался с наземным постом. Если мне не хватит мастерства при посадке, «москито» расстреляет нас на подступах к посадочной полосе.

— «Дрозд-1» — «Омару». Пожалуйста, отзовитесь.

— «Омар» — «Дрозду-1». «Виктор», «Виктор». Слышу вас. Осторожнее. Над аэродромом кружат ночные истребители.

Чего и следовало ожидать. Британец не собирался упускать меня.

— «Виктор», «Виктор», — ответил я. — Должен приземляться. Осталось мало горючего. Не освещайте полосу. Приземлюсь вслепую. Включите одну белую лампу в точке приземления и один красный фонарь в конце полосы.

Наземный пост понял, как я собираюсь одурачить «москито». В задней кабине у пулеметов затаился Мале. Я опустил закрылки до 20 градусов и на малой скорости сделал круг над летным полем. Британцы вели поиск: в моих наушниках раздавался непрерывный треск, но приблизиться они остерегались. 100 футов над землей. Я напряженно всматриваюсь в посадочную полосу. В любой момент могут вспыхнуть оба фонаря. Пот выступил на лбу. Остается надеяться, что двух фонарей хватит, чтобы благополучно посадить самолет. Приходится всецело полагаться на приборы, так как две керосиновые лампы не могут дать мне ни высоты, ни направления. Может быть, вообще не надо было просить включать их? Но это было бы слишком рискованно. «Москито» бдительно сторожат аэродром и, если включат освещение, увидят стоящие на поле самолеты и ангары. С этими мыслями я набирал высоту. Вспыхнули красные контрольные лампочки бензобаков: топлива осталось не больше чем на пять минут. Я должен приземляться…

Чтобы томми ничего не заподозрили, я настроил радиоприемник на частоту наземного поста. Опасность только возросла. Я нажал кнопку:

— «Дрозд-1» — «Омару». Пожалуйста, быстрее. Пожалуйста, быстрее. Топлива на пять минут.

Обер-фельдфебель Крамер откликнулся мгновенно:

— «Омар» — «Дрозду-1». Лампы на месте. Можете приземляться.

Первым слабенький свет фонарей обнаружил Мале. Прямо над белым фонарем я включил секундомер. Белый фонарь исчез за хвостовым оперением. Если я не собьюсь с курса над полем, он выскочит впереди.

— Еще один слева. Чуть выше, — вдруг вскрикнул Мале.

Я успел поймать лишь отблеск выхлопных струй.

— Ради бога, Мале, не ори так громко. Текли секунды. Только бы не кончилось горючее. Я выпустил шасси… В любой момент из темноты может вынырнуть белый огонек. Я вглядывался в ночь. Вот он. Ручку назад Шасси коснулись земли. Я давил на тормоза, и самолет наконец остановился. Получилось! Грасхоф открыл фонарь кабины:

— Герр гауптман, томми жужжат прямо над головой. Что-то затевается.

Я осторожно сбавил газ, чтобы пламя не вырывалось из патрубков. Любой отблеск выдал бы нас. В темноте мы порулили к стоянке. И тут случилось непредвиденное. Слишком нетерпеливый техник, жаждавший помочь нам, замигал зеленым фонариком. «Москито» были начеку.

Я повернул самолет против ветра и выключил моторы.

— Выключи свой фонарь, проклятый идиот! — крикнул Мале, и в этот момент мы услышали нарастающий свист. Томми пикировал на летное поле.

— Прочь из самолета. Быстрее. Здесь становится жарко.

Слишком поздно. Британский пилот дал очередь, и трассирующие пули полетели прямо в нас. Послышалась зловещая дробь металла по металлу. Я инстинктивно пригнулся, выпрыгнул на левое крыло и, подмяв под себя Грасхофа и Мале, соскользнул на землю. Рядом извивался раненый фельдфебель. В атаку бросился второй «москито». Горящий самолет представлял отличную цель. Мы отбежали на несколько шагов и бросились ничком на землю. Вторая очередь довершила дело: наш добрый «Me-110» взорвался. Теперь британцы были в своей стихии. Совершенно беспомощные, мы смотрели, как вспыхнули еще два наших самолета. Зенитные батареи открыли огонь — никаких результатов. Или я ошибся? Томми вдруг повернули на запад. Только тогда мы пришли в себя. Подоспевшая пожарная машина потушила пожары. Около своего совершенно выгоревшего самолета я увидел двух солдат. Один из них, дневальный с командного пункта, был мертв, второй — тяжело ранен. Мы каким-то чудом не пострадали, если не считать нескольких царапин.

— Ну, герр гауптман, вы снова выкрутились, — заметил мой водитель Ваха. Крамер обнял меня.

— Никогда в жизни я еще так не потел. Томми наглеют все больше.

Совершенно измученный, я добрался до телефона, соединился со штабом дивизии и доложил:

— Налет на Вюрцбург. Британцы сбрасывают канистры с фосфором. Город горит. Сильное прикрытие истребителями. Сбит четырехмоторный «ланкастер». «Москито» сбили при посадке один наш истребитель. Один человек убит, один ранен, еще две машины уничтожены.

1 апреля 1945 года. Союзники сражались в сердце Германии. Все рушилось, но Геббельс продолжал вещать о нашей победе. «Верволь-фы» действовали в тылу врага. Фюрер защищал столицу.

В тот период времени перед окончательным поражением я находился в огромном нервном напряжении: на мне, как на командире крыла ночных истребителей, лежала огромная ответственность. Что говорить моим подчиненным? Как поддерживать их боевой дух? Принесут ли пользу дальнейшие жертвы? Парни понимали меня. Плечом к плечу мы прошли долгий путь, и скоро конец нашей дружбе. Больше не было никаких воздушных боев. Ночами мои пилоты самостоятельно нападали на танки и автоколонны. Многие не вернулись. Американцы подошли к Ульму. Мы отступили к Мюнхену-Нойбибергу, где присоединились к остаткам других частей люфтваффе. Там были пилоты дневных и ночных истребителей, бомбардировщиков, самолетов-разведчиков и пикирующих бомбардировщиков «Ю-87» — «Штука». Загадочные машины заходили на посадку и снова взлетали. Появился даже генерал Галланд. Он попал в немилость к фюреру, но нам очень нравился. На своем реактивном истребителе он атаковал строй бомбардировщиков и сбил несколько «летающих крепостей».