Тень ее высочества - Лана Ежова

Магистр ордена Земли недовольно поморщился и скрестил руки на груди:

— Да, твой дядя отверг оказанную ему честь. Орден будет благодарен, если сумеешь открыть ему глаза на ошибки. Но это, увы, не в твоих силах. До коронации два дня, а телепортом пользоваться нельзя. Или ты забыла?

— Ну, что ты, Альберт, как можно? Я еще не так стара, чтобы страдать забывчивостью, — притворно обиделась Сиелла. — Зачем мне телепорт, когда на руках амулеты переноса?

Лицо у магистра вытянулось и застыло как маска изумления.

— Откуда у тебя такой раритет?!

— Да так… на днях разбирала вещи магистра Хариуса и наткнулась случайно, — Сиелла неопределенно пожала плечами и улыбнулась магу. Она понимала, что Альберт злится на нее. Магистр Земли ненавидел перелеты на пегасах, а она не предложила ему амулет.

Альберт Географ не сказал ни слова, но Сиелла знала: он еще припомнит ей это.

— Отлично, — произнес Верховный маг, — буду ждать вас в Семиграде. Итак, собратья, давайте обсудим следующий вопрос…

* * *

Сиелла задумчиво шла рядом с летописцем. Листья бронзового клена, опадающие с веток в первые дни осени, сухо шуршали, как будто под ногами перекатывалась галька. Шадейр, как и его спутница, молчал.

Солнце медленно опускалось за горизонт. Сумерки незаметно стелились по земле, предвещая скорый приход ночи.

Тревога запустила цепкие коготки в души и магессы, и летописца. Разговор, который между ними состоялся, натолкнул на неприятные мысли о смерти. Оба понимали, что грядут перемены. Что былого покоя не будет. Что Межграничье встряхнут судьбоносные изменения, и дай боги, чтобы они не сопровождались реками крови.

— Нэлион! Стой, негодник! — сердитые крики раздались за их спинами.

Сиелла и Шадейр развернулись и стали свидетелями любопытной сцены.

Маленький мальчик, заливаясь серебристым смехом, убегал со всех ног от сердитой немолодой женщины. Личико ребенка разрумянилось, глаза светились проказливым огнем. В белокурых вихрах запутались лучи багряного заката.

— Стой, Нэлион! — женщина почти схватила малыша за курточку, но проказник увернулся и спрятался за спиной магистра.

Внезапно Сиелла почувствовала, как маленькие хваткие ручки обхватили сзади за ноги, требуя защиты.

— Ох, магистр, простите, — запыхавшаяся женщина положила руку на бурно вздымающуюся грудь. — Мы искали мастера Ханну, но негодник решил поиграть. Простите за беспокойство! Нэлион, оставь магистра в покое!

Сердитая нянька попыталась разжать ручонки цепко удерживающие ткань Сиеллиной юбки. Мальчик захныкал.

— Подожди, Кара, — мягко произнесла Сиелла. — Нэлион, хочешь, поищем твою маму вместе? Она, наверное, сейчас в оранжерее. Пойдешь со мной?

Нэлион, размазывая по щекам слезы, кивнул и протянул магистру руки.

— Ты уже большой, Нэлион, — строго произнесла няня, — уже должен сам ходить ножками. Не обращайте на его капризы внимания, магистр.

Но Сиелла улыбнулась и подхватила мальчика на руки. Нэлион доверчиво обнял ее за шею.

— Вы уж простите нас, магистр, — попросила женщина виновато. — У меня сестра на сносях, вот-вот первенца родить должна. Мастер была так добра, что разрешила побыть с сестрой. Я и привела Нэлиона в школу.

— Можешь не объяснять, Кара, все в порядке, — сказала Сиелла и повернулась к идущему рядом летописцу. — Ты был в нашей оранжерее? Нет? Тогда ты просто обязан посмотреть, какие великолепные зимние розы выращивает мама вот этого проказника.

Шадейр кивнул, с любопытством наблюдая за магистром. Он видел, как бережно держала магистр ребенка, какая нежность светилась в ее глазах. Шепча что-то ласковое, Сиелла сумела окончательно успокоить малыша и даже вернуть ему смех.

Летописец грустно покачал головой, припоминая жесткие правила кодекса магистров: отказ от сердечных привязанностей и невозможность иметь детей. Жестоко. И правильно. Ради любимых и детей можно выполнить все, что потребует враг. Однако если таковых уязвимых мест нет, маг непобедим.

Ханна благодарно забрала сына из рук магистра, и ушла проводить няню к воротам школы.

Шадейр и Сиелла остались одни среди роскошной зелени трав и неистовства красок цветов.

— Что за боль ты скрываешь, великая? — прошептал Шадейр.

— Разве у тебя нет тайн, правдивый? — магистр виновато отвела глаза от вопрошающего взора летописца.

— Согласен, что ваш кодекс слишком строг, но так не смотрят, когда не могут получить желаемое. Это не тоска по невозможному, это боль от потери.

Сиелла без сил опустилась на скамейку.

— Я восхищаюсь своим мастером Воды. Оставшись без мужа и поддержки его родни, она сумела отстоять своего ребенка. Свекровь так хотела заполучить внука, что не постеснялась угроз, но Ханна выдержала и унижения, и давления. И ее дитя сейчас с ней.

— Сильная женщина, — согласился Шадейр. — Но не сильнее тебя.

Магистр пытливо взглянула на летописца. Тринадцатый магистр доверял этому спокойному брюнету, и как знала Сиелла, никогда не ошибался в людях. К тому же в силу своего призвания летописец был хранителем многих тайн.

— Почти тринадцать лет назад я официально согласилась сменить Хариуса на посту магистра. Ради него я сознательно отказалась от очень дорогого человека. Наверное, он до сих пор считает, что я предала его. Я оставила его в самый сложный для него момент. Не считаю это предательством, просто Судьба развела наши дороги. Он полагал, что я должна стать его спутницей жизни, и расстроился, когда отказалась находиться в его тени, — магесса иронично улыбнулась, — Вы мужчины такие гордецы…

Магистр немного помолчала и продолжила:

— Магистр, уговорив принять его бремя власти, не мог знать о моем положении — мне пришлось извернуться, чтобы не выдать свою тайну. Мой друг-целитель отдал малыша на воспитание в одну хорошую семью. Я собиралась укрепиться в должности магистра и со временем приблизить своего сына. Но тут неожиданно случился разрыв Грани, а Хариус попался в ловушку адептов Башевиса. И я потерялась в горе и сражениях… я забыла, что у меня есть сын.

Летописец успокаивающе положил ладонь на локоть магессы, хотя ее голос звучал почти равнодушно. Кажется, он понял, каким будут следующие слова магессы.

— Когда разрыв залатали, а тринадцатый магистр был отомщен, оказалось, что мне некого забирать из Элевтии. Во время эпидемии лихорадки Мульхема мой сын умер.

Летописец подавился словами утешения. Как-то странно взглянув на магистра, он тихо произнес:

— В то время я был в Элевтии. И чтобы там не утверждали слухи, болезнь вовремя остановили, не дав добраться даже до пригорода. Твой сын никак не мог умереть от лихорадки.

Северная империя, Семиград,