Комбриг из будущего. Остановить Панцерваффе! - Олег Таругин

Окрестности Смоленска, август 1941 года

Кобрин раздраженно впихнул в руки радиотелефониста тангенту. И затейливо выругался, используя лексику реципиента, который, как неожиданно выяснилось, оказался большим знатоком крепкого словца на «русском командном». Ну что с этой связью за дерьмо-то такое, а?! То она есть, то ее нет, то снова есть, но такая, что ни хрена не разберешь?! Ни с комдивом связаться, ни узнать, как дела у легкотанкистов. Глухо, как, блин, в танке…

Невесело ухмыльнувшись неожиданному каламбуру, Сергей взглянул на торчащего из люка мехвода Божкова:

– Хреново у вас с радиосвязью, товарищ боец! Налицо сплошной подрыв боеспособности подразделения. Или на лице?

Гриша удивленно захлопал белесыми ресницами, всем своим видом говоря: «А я-то тут при чем, тарщ командир?» Понял, конечно, что начальство шутит, но все одно ненадолго завис.

– Да знаю, что ты ни при чем, – буркнул комбриг, отвечая на непроизнесенный вопрос. – Обидно просто: фрицев мы в хвост и гриву громить, значит, можем, только башни от детонации разлетаются, а вот нормальную связь наладить – кишка тонка. Ладно, полезай внутрь, сейчас дальше поедем. Наверное. Хотя постой, – остановил радиотелефониста комбриг, припомнив небольшую хитрость, с помощью которой танкисты во время Великой Отечественной увеличивали дальнобойность бортовых радиостанций.

– Я в танке моток проволоки видел, все хотел спросить, для чего он там. Вот и пригодился. Один конец примотай к антенне, другой затащи на дерево, как можно выше. Получится выносная антенна, как у разведчиков, например. Понял?

– Так точно, – просиял лицом Божков. – И как я сам не дотумкал?

– Запоминай, пригодится, – улыбнулся Кобрин. – Кстати, вот еще способ: можно найти палку подлиннее или срезать молодое деревце метра в три-четыре, укрепить на танке и нарастить антенну. Или завести танк на холм, но нам это не подходит, местность тут неподходящая, возвышенностей почти нет, да и демаскирует. Все, работай в темпе вальса, времени мало.

Забравшись на смятую многочисленными таранами, наполовину оторванную надгусеничную полку, подозрительно проседающую под ногами, Кобрин оглядел свое воинство, все, что осталось от батальона, укрывшееся под деревьями лесной опушки. Три тяжелых и семь, считая вместе с его машиной, «тридцатьчетверок». Все полностью боеспособные, даже «КВ» с заклинившей башней починили: при помощи лома, кувалды и известной матери экипажу все-таки удалось выковырять застрявшую под погоном болванку. Два танка потеряли в крайнем бою: «КВ» комроты Ляликова спалил немецкий сапер, ухитрившийся закинуть подрывной заряд под самую башню, и одной из «тридцатьчетверок» разбили двигатель и повредили ходовую. Пришлось бросить. Вот только солярки – от силы по треть бака на танк, снарядов – и того меньше. И, что особо неприятно, осколочно-фугасных осталось больше, чем бронебойных. А это совсем не есть хорошо. Легкобронированную технику можно и осколочными жечь, и тараном брать, и гусеницами давить, а вот с танками так не выйдет.

Взглянул на наручные часы: ну и где же, спрашивается, обещанный прорыв? Если сейчас фрицы перегруппируются, соберут оставшиеся силы в кулак и попрут в лоб, долго им шоссе не удержать. Плюс через несколько часов начнет темнеть, август на дворе, день потихоньку укорачивается. А в темноте они особо не навоюют. Еще и легкие танки хрен пойми куда запропастились: то ли рассеяли их да пожгли поодиночке, то ли шарятся где-то по округе. Четкий же приказ был: максимум два удара по тыловым колоннам – и отходить в заданный квадрат! А все долбаная связь! Точнее, ее отсутствие. Знал бы, что вокруг происходит, – не ломал голову дурными вопросами.

– Командир! Есть связь! – Голос Божкова просто-таки звенел от радости, словно это он лично, могучим усилием воли заставил неуловимые радиоволны работать, как нужно советским танкистам, а не как им хочется. Хотя на дерево-то он лазал, так что имеет право гордиться собой. – Комдив вызывает!

Торопливо спрыгнув на землю, Сергей обежал танк, приняв из рук радиста шлемофон с гарнитурой и тангенту:

– «Дорожка-один» на приеме.

В наушниках зарокотал искажаемый помехами (ну кто б сомневался?), но вполне различимый голос комдива Михайлова:

– Здесь «главный»! «Главный» здесь, понял? Где находишься?

Кобрин доложился, даже не глядя в карту. А чего на нее глядеть? Будто он без того не знает, где находится.

Несколько секунд в эфире царило молчание: комдив, в свою очередь, сверялся с картой, отыскивая нужный квадрат:

– Понял тебя. Васильич, стой на месте и жди. Наши сбили заслоны, отходят к переправе по двум направлениям. Основная группа идет на тебя. С боем идет. Уже близко, скоро сам услышишь. Немец пытается их притормозить, но силенок у него уже мало, твои «коробочки» славно поработали. Так что гонят фашиста перед собой. Вот только с боеприпасами у них совсем беда, у тебя как?

– Боеприпасов максимум на один бой, меньше трети боекомплекта на танк, солярки тоже впритык. Но до моста, скорее всего, доползу.

– Прижми немца с флангов, прикрой шоссе. А как наши пойдут, отходи вместе с передовыми частями, больше не геройствуй. Приказ понятен?

– Приказ понял.

– Добро! Удачи, комбриг.

– Отбой связи.

Кобрин кивнул радиотелефонисту:

– Попробуй еще раз с «дорожкой-три» связаться, вдруг получится, коль уж у нас новая антенна.

– Тарщ командир, – спросил высунувшийся из-под локтя связиста Цыганков. – Так я это, не понял, мы едем или нет? Мне заводиться?

– Пока нет, Вить. На месте стоим, наших ждем. А чтобы не скучал, бери топор и вместе с башнером нарубите веток, машину замаскируйте. И остальным экипажам мой приказ передай. Десять минут на маскировку, потом всем по машинам и ждать сигнала к атаке.

– Есть… – вздохнул механик-водитель, выбираясь из танка. – Степа, слыхал, что командир сказал? Пошли лесонасаждения изводить. Такими темпами у нас леса скоро закончатся, одна тайга сибирская и останется…

– Не переживай, – хмыкнул Сергей, устало опираясь на скошенный лобовой лист. – Солдаты у Гитлера намного раньше кончатся, чем у нас деревья…

Сбоку танка заскрежетал металл, раздалось несколько звонких ударов – мехвод с башнером пытались открыть крышку помятого ящика с ЗИП. Судя по всему, успешно.

– Гляньте, тарщ подполковник. – Цыганков продемонстрировал комбригу топор с перерубленной шальным осколком рукояткой. Уцелевший кусок топорища, в свою очередь, оказался насквозь пробит пулей, еще одна намертво застряла в металле. – Это ж как по нам лупили?! И пули, и осколки. Ящик – ну чистый дуршлаг, дырки одни. С ума сдуреть. А когда внутри сидишь, вроде не так и заметно, звякает себе по броне и звякает. Да уж, хорошо, что мы не пехота. Не, ни в жисть не соглашусь снаружи десантом ехать…

– Зато они, случись что, раз – и спрыгнули, – подал голос Анисимов. – А мы, пока из танка выберемся, два раза сгореть успеем. Или укладка рванет – и привет. Даже хоронить нечего будет…