Страшная сила - Дия Гарина

Белозерское зелье действовало быстро. Вино еще только добралось до желудка, а по телу уже разливалась сладкая истома. Кайф, балдеж, райское наслаждение – все придуманные людьми слова не в силах были описать состояние, в омут которого я погружалась все глубже и глубже. Нет, сознание не затуманивалось. Я прекрасно понимала кто я, что со мной происходит, и что мне уготовано дальше. Но ничего на свете не имело значения, кроме ощущения неземного блаженства. Почему-то вспомнились распахнутые на весь экран глаза героини фильма «Марья-искусница». «Что воля, что неволя – все равно», – повторял во мне на все лады ее лишенный плоти шепот. И я с ним безмолвно согласилась. Как согласилась с приказаниями человека, который ради обладания мной едва не дал забить себя до полусмерти.

– Вставай. Иди за мной, – услышала я, и даже не удивившись тому, что проворный брат Сергей уже полностью освободил меня от скотча, двинулась следом за своим новым владельцем.

Мы вышли в коридор, и Бекетов шел за нами в сопровождении доверенного брата Сергея. Я автоматически делала шаг за шагом, не задумываясь ни о своей дальнейшей судьбе, ни о судьбах убежавшей в морозную ночь Эли и неизвестно где запертого Хуана. А также почти не обращая внимания на исполосованную спину послушника, тянущего меня за руку. «Что воля, что неволя – все равно», – шептал в голове тихий голос, но я его не слушала. Мне было не до него. Состояние абсолютного счастья поглотило меня без остатка. И омут этот был настолько глубок, что я даже не обратила внимания на открывающуюся с правой стороны дверь, которую мы почти миновали.

– Помогите! – слабый полувздох-полустон заставил шедшего за мной Бекетова резко затормозить, и, распахнув приоткрытую створку, застыть в безмолвном удивлении. Далекая, как Альфа Центавра, я отметила, что из двери пытается выползти человек, и эта попытка ему удается. Бледное молодое лицо поднялось, и горящие ненавистью глаза уперлись в спину моего рабовладельца.

– Чужой! – выдохнул вместе с кровью лежащий на полу парень, и склонившийся над ним Бекетов резко развернулся в нашу сторону. Его спасла именно резкость. Просвистевшая мимо меня тяжелая маска, недавно скрывавшая лицо человека, тащившего меня к выходу, врезалась в дверной косяк, лишь слегка чиркнув по шее Великого Кеши.

– Иди к выходу, – раздельно приказал мне Павел, подталкивая в спину. В глазах его разгорались, знакомые волчьи огоньки. – Откроешь дверь, спустишься с крыльца, и сядешь в машину. Давай, двигай.

Не испытав даже малой толики удивления, я двинулась вперед в точности выполняя команду и постепенно ситуация начинала проясняться. Он пришел за мной. Каким образом он узнал, где меня нужно искать, как проник в этот вывернутый наизнанку рай?.. Я даже не задала себе этих вопросов. Он просто пришел. И сейчас ввязывается безнадежную драку с выбегающими на крик Великого гуру белозерцами. Дежа вю. Совсем недавно на этом самом месте я фурией кидалась на сектантов, и многим таки показала небо в алмазах. Так почему же я послушно иду к двери, когда он остается за моей спиной, – один против тридцати?

Из омута счастья выплывать оказалось куда труднее, чем из настоящего омута. Ничего. Я выплыву. Выплыла тогда, выплыву и сейчас. Мне бы только схватиться за соломинку. Но соломинка все не находилась. Используемая для «разгонки» ненависть не могла даже на йоту внедриться в мое блаженное состояние. Жажда жизни, стремление к свободе, все эти слова были пустыми оболочками, и не имели ко мне никакого отношения. И я все шла вперед, слыша позади себя гортанные вскрики, отлетающих от Павла братьев. Я должна вернуться… Нет, я никому ничего не должна. Мне сказали идти, и я иду. Мне все равно. «Но если все равно, то можешь и не идти? – попыталась я вступить в диалог с самой с собой. «Могу», – ответила я сама себе, и остановилась. Но на этом дело и кончилось: никакими уловками я не могла заставить себя повернуться помочь человеку, которого лю… Которого что? Соломинка нашлась. Любовь зла – она и в рай протиснется, чтобы как следует тебя помучить.

Один Бог знает, каких усилий мне стоило развернуться, и на прямых ходулях, в которые превратились мои ноги, двинуться к кипевшей вокруг Павла схватке. Именно вокруг – коридор был достаточно широк для того, чтобы его сумели взять в кольцо. Несколько человек уже неподвижно лежали в этом кольце, и, пожалуй, ляжет еще столько же, прежде чем бывший омоновец упадет сам, пропустив чей-то внезапный удар. Если я не успею к нему пробиться.

Я не успела. Успела только увидеть, как занесенная над головой Павла плеть пошла вниз, и удар металлического шарика пришелся как раз на пересекающий темя шрам. Павел рухнул на пол беззвучно. Зато братья радостно возопили, и набросились на упавшего, устроив настоящую кучу-малу.

– Вот и все. А ты боялась… – услышала я совсем рядом сухой смешок. И медленно, словно преодолевая сопротивление километровой толщи воды, выкинула вперед сжатую в кулак руку, целясь прямо в кадык Бекетова, вытирающего трудовой пот. Ему не составило большого труда увернуться, и ответить таранным ударом, превратившим мое солнечное сплетение в жидкий холодец. Напрасно я открывала и закрывала рот в безрезультатных попытках глотнуть живительного воздуха – мышцы отказывались подчиняться. И едва последние молекулы кислорода покинули легкие, как меня неудержимо потянуло вниз, под ноги человека, которому не следовало родиться на этой земле.

Удар был так силен, что воздуха мне не хватало, даже когда я очнулась. В отличие от прошлого возвращения на грешную землю на этот раз все было как-то не так. Я стояла. И не падала только потому, что прочные веревки до боли крепко притягивали меня к столбу. Преодолев сопротивление слипшихся ресниц, я буквально продрала глаза, и сразу увидела Павла. Он стоял в каких-то полутора метрах от меня, прикрученный к точно такому же столбу, а между нами умудрился втиснуться одетый в телогрейку Бекетов. И телогрейка эта была совсем не лишней на тридцатиградусном морозе, превратившем мое занемевшее тело в бесчувственную колоду.

– Очнулась? – участливо осведомился он, поворачиваясь в мою сторону, и в силу своего небольшого роста заглянул мне не в глаза, а в потрескавшиеся губы. – Интересно, сколько же спасателей на мою голову свалилось? Табунами, что ли, ходите? Предупреждаю, у меня на всех беседок не хватит.

Тут до меня дошло, что мы с Павлом привязаны к столбам, поддерживающим крышу выполненной в индийском стиле беседки. Обрамляем вход, так сказать. Тоже мне статуи нашел, любитель ледяных фигур! Стоило только подумать об этом, как Бекетов продолжил:

– Но вот вас двоих в моей коллекции точно не хватало. – Он махнул перчаткой в направлении сборища прозрачных богов и богинь, искрящихся под матовыми электрическими шарами. – Ты, Ника, будешь Кали – богиней смерти и разрушения. Никогда не забуду, как ты моих несчастных лакшми приложила. И они тоже не забудут, поверь. А ты, парень, за Шиву сойдешь. Был такой бог у мудрых индусов. Тоже танец смерти и разрушения танцевал, да так, что мало никому не казалось… Совсем как трем нашим братьям, которые после твоих ударов до сих пор в отключке валяются.

Улыбка выползла на разбитые губы Павла змеей подколодной. И это очень не понравилось Великому гуру. Чтобы стереть ее с лица бывшего омоновца, он с разворота ударил Павла под дых и, как ни в чем не бывало, повернулся ко мне.