Фейри с Арбата. Гамбит - Татьяна Богатырева

– Ну я как раз собирался где-нибудь поужинать, так что давайте прямо в «Южном ветре». Вы до одиннадцати?

Поел, пока Настасья заканчивала программу. Пожалел, что так и не собрался приехать раньше, ее голос определенно того стоил, да и смотрелась она на сцене великолепно. Ильяс не удержался, отснял несколько кадров.

Настасье удалось его удивить: она и впрямь переживала за подружку. Кто другой мог бы и не заметить, но только не он: у певицы были усталые и озабоченные глаза, а пальцы безостановочно отстукивали по колену какой-то странный рваный ритм.

– Вы понимаете, – начала она напряженно, – мы все старались что-то сделать, думали – несерьезно, опомнится, это у нас у всех иногда бывает, просто совсем ничего не хочется. Но оно не проходит второй месяц, становится только хуже. А вы… вам, кажется, она не безразлична, я вас видела на Арбате в эти выходные, и в прошлые… вот и позвонила. Может, у вас получится?

– Вы очень наблюдательны, – грустно улыбнулся Ильяс. – Поверьте, я бы с радостью. Но как?! Не тащить же ее на ночные гонки на Воробьевых.

– Как – это как раз понятно, – Настасья прекратила барабанить и подперла кулаком подбородок. – Это нетрудно. У Сеньки бы получилось раньше, когда они… Но Лилька как зачастила в этот игровой центр, у них все и закончилось. А то бы отправились куда-нибудь в Суздаль, все бы прошло.

Сенька и Лиля? Представив эту парочку, Ильяс не смог сдержать ухмылки. Вот уж точно – два сапога и оба левые.

Настасья понимающе пожала плечами.

– У нее всегда было непросто с… все непросто.

И глянула на Ильяса, словно следователь с Лубянки.

– Со мной будет просто. Если она, конечно, захочет. – Вспомнил о латте, которое так и держал в руке, допил и улыбнулся – открыто, словно признавая всю вину, и свою и чужую разом. – Видите ли, так получилось, что она мне очень важна. Жизненно необходима, если уж совсем откровенно. Так что… – Заглянул в пустую кружку, подозвал проходящую мимо официантку. – Еще латте мне, а леди… что будет леди?

– «Эрл Грей» с мятой. – Настасья прищурилась. – А как вы познакомились?

– В игровом центре. – Глянул на «следователя», усмехнулся: удивится, возмутится? Но «следователь» хорошо держала образ, даже не моргнула. – Я делаю для них кое-какие рекламные материалы. Увидел ее после погружения, в местной кафешке… и вот… – развел руками. – Ваша подруга очень противоречивая личность. Одна сплошная загадка.

Настасья непонятно хмыкнула.

– Ясно. Вы ее свозите куда-нибудь, где красиво. Недалеко от города, а то потеряете в дороге.

Прикинув варианты, Ильяс на всякий случай спросил, как загадочная и противоречивая реагирует на монастыри и церкви. А то всякое бывает.

– Нормально реагирует, – заверила Настасья. – Особенно если старинные. Только… – Она на минуту задумалась. – Да. Только проследите, чтобы взяла флейту.

Составив заговор, Ильяс распрощался с леди, благо она отказалась от джентльменского предложения подбросить до дома. Тут же, на стоянке около клуба, позвонил дамочке, возжелавшей запечатлеть свое прыщавое чадо в отчаянно рекомендованной подругами модной студии, и отменил завтрашние съемки: у него, кхе-кхе, небольшая простуда, не стоит рисковать здоровьем драгоценного чада и его прелестной мамаши.

* * *

Лиля открыла не сразу, Ильяс успел испугаться, что ее куда-то понесло в самый неподходящий момент. Что было бы странно: за прошедшие с последней игры полтора месяца она если куда и ходила, то лишь в Битцу или на Арбат. В игровом центре она была позавчера, так что сегодня определенно должна быть дома.

Открыла, не спросив кто.

– Ильяс? – удивилась вяло. На двоечку. Выглядела тоже на двоечку. С минусом.

– Привет, аленький цветочек, – усмехнулся он, шагая в квартиру.

Она посторонилась, даже не спросила, зачем пришел – первый раз, без звонка, в мотоциклетной куртке. Ну да, нам на все чихать. На себя в том числе.

Огляделся. Обычная квартирка, кооперативная двушка родом из шестидесятых, скромно, подзапущено и душно. До свинюшника, как бывает при запоях и загулах, не дошло, и то слава богу. Ладно.

– Джинсы годятся, майку надевай без рукавов, на улице тридцать, – велел ей. – И ветровку. Давай, цигель-цигель.

– Куда?..

– Недалече. Одевайся.

Она пожала плечами, ушла в комнату, пошуршала там, через две минуты вернулась: те же потрепанные голубые джинсы, черный топик, обтягивающий ребра, волосы в хвост и никакой косметики. Обулась в кроссовки, сдернула с вешалки ветровку и рюкзачок. Господи. Дитя Освенцима! Где та прелесть в красной шапочке и с шоколадом на носу?! Такое можно снимать только на плакат «поможите – люди-добрые», без грима и костюма, как есть.

– Флейту возьми, цветочек.

Кивнула, сунула футляр в рюкзак, посмотрела без выражения. Остро захотелось поджечь гребаный игровой центр, а ее как следует встряхнуть, окунуть в прорубь и напоить скипидаром, чтобы на бумажном лице появились хоть какие краски.

Надела шлем, села позади него на мотоцикл, словно кукла. Маленькая кукла, особенно по сравнению с ним.

И держаться удумала за скобы. Пришлось положить ее руки себе на пояс: крепко обхватить не смогла, рук не хватило.

– Не свались, цветочек, – буркнул Ильяс.

Лилька уцепилась за ремень, и на том спасибо. Но ни полслова не проронила всю дорогу, не пожаловалась на предельную скорость и даже ни разу не завизжала на нарочито резких поворотах. Словно то волшебно-изменчивое создание – то ли ребенок, то ли женщина, то ли идеально чистый лист – умерло в игровом центре в Битце, а у него за спиной сейчас сидит плюшевая игрушка, только уж больно костлявая. Есть, что ли, забывает? Черт. Вот же угораздило связаться!

Проезжая Сергиев Посад, подумал: пиццей накормить? Здесь, напротив лавры, отличная пиццерия. Нет, не стоит рисковать. Надо полегче. Остановился у магазина, купил две бутылки йогурта и шоколадку. Отнес, скормил недоразумению. Похоже, и правда не ела со вчерашнего дня – шоколадка исчезла тут же, а на щеках появилось подобие румянца. После йогурта она даже подала голос. Спасибо сказала. С ума сойти.

Но хоть можно ехать дальше без опаски потерять пассажирку. Правда, скорость он на всякий случай сбросил. Немного.

Километров через пятьдесят свернул с трассы на стремную грунтовку. По такой или на тракторе, или на мотоцикле, и только посуху. Еще через десять минут показалась деревенька. Он ездил сюда часто: поснимать реку и храм – девятнадцатого века, когда-то очень красивый, а сейчас заброшенный и обветшалый. А теперь вот привез свою «идеальную натуру». Снял ее с мотоцикла, мотоцикл завел в сарайчик к бабульке, с которой еще пару лет назад договорился о постое. Вернулся к Лиле – она так и стояла посреди дороги, но хоть растерянно оглядывалась, а не смотрела перед собой с отсутствующим видом. И зябко куталась в ветровку.