Казнить нельзя помиловать - Галия Мавлютова

Мне пришлось увернуться от кулака. Я надеялся, что до кровопролития у нас с ним все-таки не дойдет. Мои охранники настолько законспирировались, что я заподозрил Стрельникова в обмане.

— Менты — народ продажный, — продолжал философствовать Галеев. — Я их вот где держу!

Он опять сунул мне кулак куда-то в ухо. Я увернулся, подумав при этом, что в фильмах суют ножи в спину, а мне публично то в нос, то в ухо.

Толпа увеличивалась в размерах, а люди все прибывали. Я боюсь толпы, мне всегда кажется, что от нее надо убегать, а не вливаться в нее, становясь в какой-то отрезок времени жутко уязвимым. Если бы не приказ Стрельникова, ни за что не пошел бы на стадион. И футбол я не люблю, и за «Зенит» не болею. И не понимаю, почему нормальные сильные пацаны бегают по полю, как придурки. Особенно мне их жалко в мороз или в дождь. Все по домам сидят, а они бегают и бегают, как побитые, по полю. Наверное, им тоже хочется дома сидеть, но они все бегают.

Вообще-то, может, им нравится бегать по полю в мороз или в дождь. Кто их знает?

— Дэн, а у тебя есть связи в ментовке? — Галеев прямо огорошил меня своим вопросом. Можно было в кому впасть от этого вопроса!

— Ну, э-это, вроде есть, — замешкался я с ответом.

Сергей Петрович предложил мне вчера простой вариант, дескать, Галеев говорит, а ты молчишь. Он говорит, ты молчишь. Что-нибудь спросит, отвечай, импровизируй. С импровизацией у меня получилась напряженка, и я не знал, что нужно ответить Роме. Как всегда, выручила тетя Галя.

— У меня тетя работает в милиции.

— А кто она по званию? — разочарованно протянул Рома. Его не устраивала женщина как источник всемогущих связей.

— Подполковник.

Я вспомнил любимую тетю Галю и загрустил, почему она не возвращается из своей командировки?

— О-о, это круто! — обрадовался Рома. — А она тебе родная тетя?

— Нет, неродная. Подруга матери, они вместе учились.

— Тогда ерунда. Подруга — это подруга. Если бы родней приходилась, тогда другое дело. А ты футбол любишь?

— Не-а, — честно признался я.

Стрельников милостиво разрешил мне импровизировать сколько моей душе угодно. Можно вволю оттянуться.

— А зачем пошел? — удивился Рома.

— Ты же пригласил. — Я, в свою очередь, скорчил рожу, дескать, что тут непонятного?

Надо же — я думал, это Галеев втянул меня в опасную, преступную комбинацию, а он спокойно идет, развлекается, беседует на вольные темы. Всякие вопросы дурацкие задает.

— Не с кем больше пойти. — Рома помрачнел. — Понимаешь, с тех пор, как нас на практику отправили, все затихарились, никто на связь не выходит. Место работы все скрывают, как шпионы. Все так круто устроились, что не с кем пивка попить. Понимаешь?

— Понимаю.

Я посочувствовал Роме. Потому что мне и самому не хватало товарища майора Петрова, с которым можно рубать белых шашками на скаку. Неужели и у Ромы та же проблема? Мне всегда казалось, что у него много друзей, его все любят, он классно рассказывает анекдоты, девчонки от него просто тащатся. И вдруг выясняется, что Роме не с кем сходить на футбольный матч. Не с кем пива попить. Честно признаться, для меня это была сногсшибательная новость. Толпа сразу утратила свое опасное предназначение, все фанаты проявились, как на фотопленке. Они ходят сюда, чтобы скрасить свое одиночество, им тоже не с кем попить пива, не с кем порубать белых шашками… тьфу, в зубах навязло от этих белых шашек!

Я сплюнул с досады на самого себя.

Почему я решил, что Рома — убийца и преступник? Почему? Потому, что он подлил мне в коктейль клофелина?

Наверное, где-то прочитал или услышал, вот и решил приколоться перед девчонками: дескать, посмотрите, какая у меня фантазия.

И вообще я уже ничего не понимал. Рядом со мной шел мой однокурсник, веселый и грустный одновременно, одинокий и абсолютно не похожий на криминального героя-авантюриста. Сам я больше походил на киллера в своем пальто от вора в законе.

— Мне тоже никто не звонит, — пожаловался я Роме, имея в виду, конечно, что не звонит мне одна Юля.

Правда, Юля к нашему университету никакого отношения не имела. В глубине души я даже радовался тому, что она не звонит. Да и что звонить человеку, у которого совсем нет денег.

— Один ты за все время позвонил. Вот на футбол пригласил.

Мы уселись на низенькие кресла с желтыми фанерными спинками. Кресла были настолько низкими, что мы стали похожи с Ромой на старичков. Сидят себе такие старички, смотрят на футбольное поле, беседуют…

— Первый сектор. Здесь всегда Миша Боярский сидит, у него абонемент, — похвастался Галеев. Будто Миша Боярский ему и сват и брат одновременно.

Приблизиться к великим любой ценой, даже на стадионе, — заветная Ромина мечта. — А тебе я позвонил потому, что ты собирался застраховать свой домик в деревне. У меня, понимаешь, есть бизнес-план. Если я найду десять клиентов за практику, мне светит хорошее место в этой компании. Вот я и решил, дай, думаю, отыщу Дэна. А твой телефон дала твоя мамуля. Она так обрадовалась, что я тебя разыскиваю.

Господи, как все просто, номер мобильного Роме дала моя мама, а я навыдумывал всякие шпионские страсти! Если бы об этом узнал Стрельников, он бы перевел меня уже не в ОПВС, а сразу в патрульно-постовую службу.

Там мне и место. Уголовный розыск — не для тупых. Я незаметно огляделся и увидел… Нет, это невероятно! — Василий Петрович Сударенков собственной персоной восседал на ряд выше нас с Ромой. Неужели он главный телохранитель одного молодого мужчины в коверкотовом пальто от вора в законе? Я до сих пор не выучил название ткани — то ли шевиот, то ли коверкот… Кажется, пальто было из кашемира, но я никак не мог запомнить название. Василий Петрович, тот самый толстый опер, который безудержно хохотал, глядя, как я пробираюсь по водосточной трубе. В реальной жизни Василий Петрович оказался милейшим человеком, добрейшим и приятнейшим. Можно было еще набрать парочку-другую эпитетов, но у меня словарный запас исчерпывался тремя основными добродетелями. Я покрутил головой, отыскивая худого опера, его звали Виталий Юрьевич, по добродетелям он обходил Василия Петровича на три ступени, он слыл наидобрейшим, наиприятнейшим и наимилейшим человеком в отделе. Но Виталий Юрьевич, наверное, так законспирировался, что я не смог его обнаружить.

Игра, имеющая поначалу вялотекущее течение, потихоньку набирала силу. Любая игра, будь то карточная, лотерейная, рулеточная или футбольная, по законам человеческой природы обязана возбуждать нервную систему болельщика.

Болельщик — это тот ненормальный, который прячется за спинами игроков и возбуждается чужими волнениями.

Так вот, на стадионе скопилось пятьдесят тысяч нервнобольных болельщиков. Они орали разную муть вроде: «Судья — педераст, судья — педераст», «Татары! Зачем Козельск сожгли?», «Зенит» победит, «Зенит» победит!».