Селфи с римским фонтаном - Наталья Солнцева

– Почему же ты не позвонила? Я бы привез… Так ты в аптеке? Где, в какой?

Лера с ужасом осознала: она не сможет назвать точный адрес. Только улицу. Как Семен найдет ее? Идею позвонить в любую квартиру на первом этаже и попросить о помощи она отбросила. Вряд ли ей откроют… Выйти во двор было страшно. Вдруг человек из подозрительной машины все еще поджидает ее где-нибудь за углом?

– Я… в каком-то доме… – пробормотала девушка. – В подъезде…

Марцевич ничего не понимал:

– В каком подъезде? Лера! Ты меня пугаешь…

– Сама не знаю… – Она всхлипнула. – Сема, милый… помоги мне! Я боюсь! Кто-то следит за мной…

– Следит? Тебе показалось… Ничего не бойся. Я уже еду!

– Куда-а?

– Куда скажешь…

– Я на Тимирязевской улице, – призналась Лера.

– Возле аптеки?

– Нет… не знаю…

– Есть там какой-нибудь ориентир?

Она назвала номера домов, которые по логике вещей должны были располагаться рядом с домом Артура.

– Хорошо. Сиди на месте! – предупредил ее Марцевич. – Я мигом!

«Миг» длился и длился. Кто-то вошел в подъезд, и Лера едва не лишилась чувств от страха. Пожилой мужчина в очках наклонился к ней, принюхиваясь…

– Пьяная, что ли? Давай, выкатывайся отсюда!

– Нет… я… мне плохо…

– Знаю я вас! Налакаются дешевой дряни, загадят всю лестницу…

Воинственный жилец постоял над Лерой, изливая свое возмущение, потом отошел и вызвал лифт.

– Какой у вас… номер дома? – едва слышно спросила она.

Старик оказался не только злым, но и тугим на ухо. Лифт увез его наверх, и девушка опять осталась одна. Надо было выбираться отсюда, иначе ее сдадут если не в больницу, то в ментовку. Она схватилась за перила, с трудом поднялась на ноги. Коленки подгибались, несколько шагов до входной двери дались нелегко…

Во дворе хозяйничал пронизывающий ветер, поднимая в воздух сухие листья и обертки от конфет. Лера огляделась по сторонам. Справа стояли припаркованные автомобили, слева…

То, что она увидела, повергло ее в шок. Вдоль дома шел человек в чем-то темном, с темным лицом. У него на голове была натянута черная шапочка с прорезями для глаз. Если бы у Леры хватило сил кричать, она бы закричала. Но сил не осталось.

Дверь подъезда, в котором она пряталась, закрылась и отрезала ей путь к спасению. Да и не спасение это вовсе – так, отсрочка жуткого конца…

Лера остолбенела, приросла к шершавому серому асфальту. На секунду мелькнула мысль, что мужчина с черным лицом – тот самый охранник, который сопровождал вдову Артура… Объявший ее ужас неминуемой смерти все смешал в уме, взболтал, словно коктейль. Воротник свитера сдавил горло, кровь в жилах заледенела. Страшный человек приближался…

– А-а! – попыталась крикнуть Лера, но из уст вырвался лишь глухой стон.

Человек шагал к ней, поигрывая ножом…

– Ну, иди сюда… – процедил он из-под шапочки-маски. – Я устал тебя ловить, попрыгунья…

Двор словно вымер, как будто на этих уходящих вверх этажах, на этих островках зелени внизу, между каменными коробками, похожими на ульи, не было ни единой живой души. Не играли дети, не выгуливали собак взрослые, не возвращались домой школьники, никто не шел с остановки, не нес покупки из магазина…

Инстинкт самосохранения заставил Леру рвануться назад. «Сема! – мысленно заклинала она. – Где же ты? Меня убивают!»

Нога подвернулась, и девушка упала навзничь на газон… Группа подростков, выросшая словно из-под земли, окружила ее.

– Эй, ты че? Обкуренная?..

Свет померк для Леры. Ее волосы намокли от пота и прилипли к вискам.

– Живая…

– Вроде бы дышит…

– Вода есть у кого-нибудь?

– Не-а… пиво есть…

Одесса, январь 1919 года

Господин Фрейденберг обладал незаурядным характером и здоровыми амбициями. Он умел сочетать деловую хватку с любовью к светским развлечениям и с энтузиазмом играл роль покровителя искусств. Его рвение подогревал внезапно вспыхнувший интерес к русской кинодиве Вере Холодной. Удивительная, неповторимая мистическая красота этой женщины, многократно умноженная тем всеобщим обожанием, которое она снискала у публики, покорили сердце и душу полковника.

Он стал тайным поклонником актрисы и встречался с ней в отдельном кабинете в «Доме кружка артистов». У него не хватало слов, чтобы выразить ей свое восхищение.

Глядя на трепещущие ресницы госпожи Холодной, на трагический излом ее губ, Фрейденберг ощущал, как земля уходит у него из-под ног.

– Ради вас, Вера, я бы пошел на многое…

Она не отнимала своей руки, но и не отвечала на его пожатие. Оставалась неприступной и этим сводила полковника с ума.

«Бросьте все! – казалось, говорили ее глаза. – Уедемте вместе в Европу. У вас уже достаточно денег, чтобы жить в свое удовольствие. Поселимся в уютном домике в Швейцарских Альпах, будем сидеть у камина и предаваться любви. Я буду принадлежать только вам одному, а вы – мне, безраздельно! Забудьте войну, мой милый. Зачем вам участвовать в этой нелепой, бессмысленной бойне? Зачем вам кровь, смерть и гнилые окопы? Ведь мы можем посвятить свои дни и ночи сладчайшему из наслаждений…»

Он читал это на ее лице. Или ему хотелось так думать. Рядом с Верой он совершенно терял рассудок, становился слабым и податливым. Не таким знали его офицеры и генералы союзных войск. Он привык скрывать свои истинные чувства и всегда был наглухо застегнут, словно военный китель. «Никого нельзя пускать в душу, – наставлял его отец. – Особенно остерегайся женщин. Они соблазняют нас и толкают на грех! Они – сущие бестии!»

Фрейденберг помнил слова отца. Но Вера была не бестией… нет. Она ангельски прекрасна и чиста, словно снег альпийских вершин. Невероятно, всенародная слава не сделала ее надменной гордячкой. Кажется, она скорее тяготится своей известностью. Только Вера может составить счастье такого сильного и одинокого человека, как он.

«Что она говорила? Бросить все? – спохватывался полковник, когда актриса покидала его, и странное темное наваждение откатывало, подобно морской волне. – На что она намекает? А ведь славно было бы…»

Яркая картина спокойной обеспеченной жизни бок о бок с молодой красавицей женой исподволь занимала воображение Фрейденберга. Разумеется, Вера перестанет сниматься в кино.

– Эта чудная, неподражаемая женщина будет отдавать всю свою любовь мне?