Авиньонский квинтет. Констанс, или Одинокие пути - Лоуренс Даррелл

Констанс рассмеялась и уверенно заявила:

— Он в этом не нуждается. Если хотите, я гарантирую его bona fides.[106]Он остановится в «Орионе», где у него постоянные апартаменты с тех пор, как он еще давным-давно покидал иногда Египет.

— И он расскажет нам об Обри, — сказал Сатклифф и, сконфузившись, умолк, потому что его реплика вновь вызвала из небытия призрак погибшего Сэма. Констанс кивнула, чуть-чуть побледнев. И заметила, что Красный Крест уверен: с какими бы проектами ни приехал принц, его появление обязательно привлечет внимание разведки.

— Поэтому я прошу вас прислать своего представителя на первый большой прием, на котором он расскажет о нашей работе в Египте, а потом будет говорить по своему усмотрению. Я еду туда исключительно в качестве консультанта швейцарского отделения. Больше у меня нет никаких полномочий. Но меня попросили заодно заняться организацией этого приема, чтобы не терять зря время.

— Не могу винить Каир за такое скептическое отношение к старине принцу, — проговорил Тоби. — Если бы Фарук числился в моей картотеке — как человек, день и ночь работающий на немцев, я бы тоже был начеку. Ну, конечно же, мы пришлем кого-нибудь, может быть, я сам и поеду, поскольку я хоть что-то знаю о том, чем вы занимались в последнее довоенное лето, а у нас проблема с агентами, абсолютно некого заслать в неоккупированную зону, пока дверь не захлопнулась, чего уже недолго ждать.

— Почему недолго ждать? — спросил Сатклифф.

— Слишком много всего происходит, — ответил Тоби. — В конце концов, они не выдержат и займут всю Францию. А пока мы стараемся подготовиться, хотя французы черт-те что вытворяют, отлично ладя с бошами.

Втайне Сатклифф был очень раздосадован: Тоби утаил от него, что в бар собралась приехать Констанс. Он жаждал мести и объяснений — оба должны были загладить грех сговора. Но приятель, сразу поняв причину раздражения Сатклиффа, решил угостить их с Констанс обедом в «Лукреции», где хорошо кормили, правда, за высокую цену. Разговор о принце был отложен на потом, и вечер прошел в Дружеском подшучивании друг над другом.

Пророчества Констанс насчет возможностей принца подтвердились: не прошло и недели, как Сатклифф и Тоби стояли на ветреном летном поле, в темноте — светилась лишь взлетная полоса, — и ждали самолет с принцем на борту. Принцу удалось с поразительной легкостью обойти все препятствия на своем пути.

— Мой босс злится, — сказал Тоби. — Он запретил мне упоминать имя принца, так как у него сразу начинают болеть зубы. Каир в ярости.

— Все в ярости, — отозвалась Констанс, — ну и что?

Состав встречающих был таков: сама Констанс, тучный швейцарский банкир, который представлял Красный Крест, Феликс Чатто из консульства, Тоби с видом заправского шпиона и египетский Chargé d'Affaires[107]с гладким, как яйцо, лицом. Они слышали шум самолета, подлетающего к Женеве между горными пиками, который становился то громче, то тише — в зависимости от высоты полета; предположительно, это был старый английский самолет с большим количеством пассажиров. Во всяком случае, они надеялись, что не обознались. В здании аэропорта царил мрак, и только несколько слабых ламп освещали зал ожидания. Было холодно, в воздухе чувствовалось дыхание осени. Нетрудно было представить темные замерзающие европейские города, которые, наверняка, из-за комендантского часа и недостатка продовольствия уже погрузились на несколько тихих враждебных часов нацистской ночи в сон или тревожное ожидание. Бар в полутемном зале не работал, иначе можно было бы выпить кофе, чтобы согреться, или виски, чтобы забыть о людских бедах. Наконец в черном небе материализовался самолет, видимо, тот самый. Он вырулил на взлетную полосу и остановился в конце ее, и вот начали выходить пассажиры, в основном военные и дипломаты, среди которых неторопливо шагал принц, щеголевато одетый и со свежим цветком в петлице. Небольшая группа ожидающих образовала полукруг, в который он вплыл, с улыбкой всматриваясь в лица, пока его взгляд не остановился на Констанс, и тогда раздался негромкий возглас, а улыбка погасла. В мановение ока она очутилась в его объятиях, он так сжимал ее плечи, что ей стало больно. В конце концов они разомкнули объятия, и она увидела в его глазах слезы.

— Должен признаться, это случилось по нашей вине, — произнес он едва слышно. — Принцесса наказала ничего от вас не скрывать. Это мы с ней виноваты, не надо было устраивать тот ужасный пикник. Его гибель, аïе!

Он поднял руку и пальцем несколько раз стукнул себя по лбу.

Констанс стиснула руки принца, словно желая утешить, смягчить остроту горя. Ее порыв помог ему совладать с собой и уделить внимание остальным, он поздоровался с каждым из встречавших, щепетильно соблюдая правила этикета. Нашлись у него особые слова и для Феликса Чатто, которого он помнил по Провансу. Молодой консул был приятно удивлен тем, что принц с пониманием отнесся к его политическому мировоззрению.

— Я не забыл ваши суждения о политике, — сказал принц, — и воспользовался ими, когда ваш глупый дядя делал один промах за другим.

Для слуха Феликса это звучало как прекрасная музыка. Исполнив свой долг, принц, сославшись на поздний час и на усталость, попросил извинить его. Чтобы утром быть в форме, надо немного поспать — что тут возразишь?

Несколько служебных автомобилей последовали за темным лимузином Красного Креста, который вез принца и банкира в любимый отель египтянина, но, въехав в город, рассеялись в разных направлениях. Феликс довез Констанс до ее дома, поцеловал в щеку и пожелал спокойной ночи. Принц передал ей большой конверт от Обри Блэнфорда, в котором были его послания и рукописи, и Констанс не терпелось хотя бы бегло просмотреть их перед сном.

На другой день все встретились в бальной зале консульства, которую часто использовали как зал заседаний, и здесь принц, так сказать, отмытый и отстиранный, с апломбом должен был председательствовать на совещании. Сегодня он уже привычно пустил в ход свою обходительность, умение зажечь слушателей и четко определить суть. Начал он свою речь с обзора военного положения, как оно видится египтянину.

— Я очень раздражаю англичан, — признался он, — потому что моя разведка работает намного лучше; понимаете, придерживаясь политики нейтралитета, мы все же сохраняем дипломатическое представительство по ту сторону германской границы, а также нормальные личные связи. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я неплохо знаю сложившуюся ситуацию. Естественно, мы передаем все материалы союзникам, но нам часто не верят, считая нас двойными агентами и обвиняя в передаче недостоверной информации… Господи, до чего же подозрительны и недоверчивы европейцы!

Центральное отопление работало на всю мощь, и принц, которому стало очень жарко, вынув из внутреннего кармана маленький японский веер, принялся обмахивать им лицо, не прекращая говорить. Он был само здравомыслие и, начав с захвата Польши, упомянул все события по порядку, так что слушателям пришлось набраться терпения. Все важные сражения и несчастья вколачивались в их сознание, как гвоздь, забиваемый в стену. Дюнкерк, Судан, где Франция потерпела поражение, сражение за Британию, падение Парижа.