От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции - Роберт Аллен

Фактический вывод заключается в том, что крестьяне довольно охотно отказывались от покупки промышленных товаров в пользу сельскохозяйственной продукции; иными словами, у них не наблюдалось жестких преференций, о которых писал Миллар. Отсюда можно заключить, что рынок был в высокой степени подвержен влиянию колебаний цен. Повышение уровня цен на сельскохозяйственную продукцию на 10 % стимулировал 7 %-ный рост объемов торговли. Столь высокая степень эластичности предложения заставляет сомневаться в обоснованности пессимистичных настроений большевистского правительства, полагающего, что стремительная индустриализация будет обречена из-за нежелания деревни поставлять горожанам свою продукцию.

Возникает вопрос: насколько эта модель оптимальна? Очевидно, что, будучи построенной на основе данных за 1913–1928 гг., она позволяет объяснить спад в торговле, наблюдавшийся в этот период. Существует хороший способ проверки релевантности этой модели. Для этого необходимо выяснить, насколько адекватно она воспроизводит эволюцию торговли в 1920-х гг. График 4.3 демонстрирует сопоставление процесса развития внедеревенской торговли, предполагаемого выстроенной мной моделью поведения крестьянина[57], и индекса торговли[58] Уиткрофта (1990а, 279), рассчитанного по данным «Контрольных цифр». Очевидно, что в значительной степени эти кривые совпадают. В частности, важен тот факт, что эта модель предполагает очень низкий уровень торговли в периоды волнений, вызванных «кризисами ножниц цен» 1923 г., поскольку эти прогнозы однозначно выходят за пределы выборки данных. Это совпадение соответствует представленной здесь модели поведения жителей деревни.

Кроме того, уместно предположить, что данная модель поведения послужила причиной спада торговли, наблюдавшегося в экономике в 1913–1928 гг. Можно выделить три фактора, которые оказали влияние на объемы внедеревенской торговли: наращивание сельскохозяйственного производства в это время вело к расширению торговли, поскольку в этом случае доход крестьянина увеличивался, тем самым позволяя ему приобретать большее количество промышленных товаров[59]. Однако этот эффект был нивелирован снижением добавочного количества произведенного продукта, что в свою очередь способствовало уменьшению объема продукции, которую крестьянин стремился продать на рынке, следовательно, произошло ухудшение условий торговли и соответствующее удорожание товаров промышленного сектора. При этом на счет фактора снижения добавочного количества продукта можно отнести четверть всего объема спада торгового оборота, в то время как остальные три четверти были результатом ухудшения торговых условий[60].

Итак, что привело к ухудшению условий торговли? Уровень оптовых и экспортных цен на зерно в Советском Союзе неотрывно следовал за колебаниями цен на торговых площадках Чикаго и Ливерпуля, причем корреляция цен в 1920-х гг. примерно соответствовала ситуации до начала Первой мировой войны. При этом цены на мировом рынке в середине 1920-х гг. мало отличались от уровня, зафиксированного до 1913 г. Исследования советского периода в 1920-х гг. показывают, что в 1913 г. стоимость продукции российских фермеров составляла около 70 % от мировых цен[61]. Подобная разница, источником которой являлись затраты на транспортировку товара к пунктам экспорта (например, в Одессу) и на рынки оптовой торговли, представляется вполне правдоподобной. Те же причины привели к тому, что в 1920 г. стоимость продукции фермеров Канады составляла 66 % от стоимости ее продажи на рынках Канзас-Сити и Великобритании[62].

График 4.3. Внедеревенские продажи, прогнозный и фактический уровень

Источник: показатели «фактических» продаж рассчитаны по данным Уиткрофта (1990а, 279): индекса количества проданной продукции (по отношению к показателю 1913 г.), умноженного на уровень продаж в 1913 г., данные по которому приведены в табл. 4.6. Показатели «прогнозных» продаж — данные по модели Аллена (1997). Объяснение этой модели можно найти в указанной работе и в тексте.