Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский

Князь Даниил заехал в каждое имение, в том числе и в Медведевку, где его принимали Анница и отец Мефодий. Князь подивился прекрасно обученным людям, охране, дисциплине и, назвав Медведевку "настоящей крепостью", поехал дальше.

И снова наступила зловещая тишина и напряженное спокойствие ожидания беды, пока однажды в теплый сентябрьский вечер не примчался в сопровождении Леваша Копыто посеревший от волнений и усталости купец Манин с окровавленной головой и синим рубцом на шее.

Он немедля передал Аннице все, что услышал от Сафата, не преминув рассказать и о своих злоключениях.

И тут все зашевелилось и задвигалось во всех направлениях.

Во-первых, немедленно отправили гонца (выбор пал на Ивашку) в стан великого князя Ивана Ивановича, дабы он сам знал и батюшке передал сведения о передвижении основных сил Ахмата на Угру.

Во-вторых, в тот же день собрали военный совет, в который вошли Леваш Копыто, монах из Преображенского монастыря, Анница, отец Мефодий, Петр Картымазов с матерью, Анастасия Бартенева и лив Генрих, который управлял ее имением.

Представитель монастыря — бывший воевода, провинившийся перед великим князем и выбравший вместо казни пожизненное иночество, — настойчиво предлагал всем жителям московских имений укрыться за крепкими стенами монастыря, который ордынцам, говорил он, ни за что не взять — пороха, пищалей и пушек достаточно, а запасов продовольствия — на год осады.

Однако Анница категорически не согласилась покидать свой укрепленный дом, заявив, что Медведевка так подготовлена к войне, что может сопротивляться не хуже монастыря. Остальные тоже не решились перебираться в монастырь, и монахвоевода, обидевшись, ушел, условившись тем не менее о координации действий против неприятеля, в зависимости от того, как будут вести себя ордынцы, когда появятся на той стороне.

В самом лучшем положении находился Леваш Копыто, в самом худшем — Настенька.

Леваш Копыто не боялся татар по целому ряду причин, главная из которых заключалась в том, что он вообще уже давно ничего и никого не боялся. Кроме того, он был литовским подданным — раз; под его командой в Синем Логе находились более двухсот вооруженных и хорошо обученных людей — два; его лучшими друзьями были все соседние дворяне, включая очень воинственных верховских князей, которые под предлогом общего сбора дворянства для похода на Москву уже создали небольшую армию около десяти тысяч человек, — три. Леваш был твердо уверен, что Ахмат или его уланы, которые явятся сюда вскоре, ни за что не рискнут ввязываться в полномасштабную войну с теми войсками союзника, для встречи и соединения с которыми они сюда и прибыли, — такой конфликт ставил бы под угрозу саму идею совместного похода на Москву — они ведь не знали, что эти самые верховские князья — обыкновенные разбойники и служат на две стороны — то Москве, то Литве, в зависимости от того, как им выгодно в данный момент. Так что, если обидят их общего любимого застольного друга, такого человека, как Леваш, они немедля станут на его сторону, не задумываясь, служат ли они при этом Литве или Москве.

А вот у Настеньки дела обстояли гораздо хуже.

Надо начать с того, что сам статус имения в настоящую минуту не был до конца определен.

Имение Бартеневка, только в прошлом году перешедшее в подданство Великого Московского княжества, находилось практически за рубежом — на литовской стороне порубежной Угры. До сих пор Филиппу Бартеневу не пришел из королевской канцелярии формальный ответ на его складную грамоту, и у Бартеневых не было документа, подтверждающего согласие литовской стороны на их отход к Москве. Поскольку все литовские соседи знали предысторию этого события, никаких трудностей или непонимания с их стороны не было. Но как поведут себя татары, обнаружив на землях своего союзника московское имущество, за которым они как раз сюда идут, представить было нетрудно.

Неожиданно возникла и другая проблема.

Несмотря на то что Генрих оказался действительно очень способным и расторопным управляющим, огромное строительство, задуманное Филиппом и бурно начатое во время его краткого пребывания дома, стало быстро увядать сразу после его отъезда. Неслыханная наивность свежеиспеченного богача, заплатившего всем вперед за еще не сделанную работу, привела к плачевным результатам. Несмотря на все старания и уговоры Генриха, мастеровые начали потихоньку исчезать, и к концу июля их число уменьшилось из пятидесяти до десяти. Два ученых строителя стали сетовать, что они не могут работать с таким малым количеством людей. Дело кончилось тем, что однажды ночью в начале сентября исчезли и ученые строители вместе с последним десятком мастеровых, оставив недостроенными каменные стены будущего великолепного дома ("почти замка", как говорил жене перед отъездом Филипп), груды камней и кучи мусора по всей деревне; более того — имение стало теперь еще более беззащитным, чем раньше, — старый, прогнивший частокол вокруг деревни снесли начисто, а новый не успели построить — и теперь только груды свежих, смолистых бревен окружали Бартеневку со всех сторон.

В связи со всем этим на военном совете было решено, что Настенька с детьми незамедлительно переезжает в Медведевку, переезжают туда также все ее люди — люди Медведева единогласно решили потесниться и принять в свои дома соседей, пока не минует ордынщина. В Бартеневке останутся на страже домов и строительного имущества Генрих с четырьмя молодыми ребятами, прошедшими боевые учения в летнем лагере Анницы. В случае появления татар они немедленно отступают через брод или по реке в Медведевку.

В Картымазовке решено было укрепиться и в случае нападения татар держаться самостоятельно, сколько окажется возможным.

Однако реальная жизнь, как это почти всегда и бывает, внесла свои поправки к решениям военного совета в Медведевке.

Как только Ивашко доложил великому князю Ивану Ивановичу Молодому о сообщении Сафата, тот немедленно принял решение выдвинуться всеми своими войсками на самый берег Угры.

Противоборствующие войска появились на берегу почти одновременно.

Все началось с того, что ночью, переплыв Угру, в Медведевку прибежал бледный и не на шутку испуганный Генрих с тремя бартеневскими людьми. Четвертого схватили ордынцы, неожиданно напавшие передовым разведывательным отрядом после полуночи.

Уже через час запылало на том берегу, на месте Бартеневки, огромное зарево, а к утру явился огорченный и озабоченный Леваш и привез того, четвертого.

Ордынцы долго не церемонились. Узнав, что имение принадлежало московитам, они немедленно подожгли его со всех сторон. Огромная масса подготовленных для частокола бревен вспыхнула быстро, и к полудню от Бартеневки осталось одно пепелище и груда черных от сажи каменных руин.

Схваченного ими молодого парня они заставили смотреть на пожар, велев ему навсегда запомнить это последнее в его жизни зрелище и рассказать о нем хозяевам, чтобы знали, как Орда поступает с теми, кто не платит вовремя дань.

Затем они выкололи ему глаза и подбросили Левашу, зная, что он в хороших отношениях с московскими соседями.