Канал имени Москвы. Университет - Роман Канушкин

«Хреновы ночные мысли! – Раз-Два-Сникерс дёрнула головой и, набрав полный рот слюны, нарочито жёстко сплюнула на улицу. – Утром разберёмся. К чертям всё это нытьё!»

Совсем скоро комок слюны достиг земли. Раз-Два-Сникерс улыбнулась и вернулась на свою лежанку. Устроилась поудобнее, потянулась и тут же уснула.

«Лия, как же ты сейчас нужна мне», – такая была мысль, перед тем как пришёл сон.

Раз-Два-Сникерс проснулась. Лия была тут, нежно склонилась прямо над её лицом. Или это ей всё ещё снилось?

– Малышка, зачем ты положила ей ключ? – ласково спросила Лия.

– Ключ?

– Да, ключ Фёдора.

– Я… не знаю.

– Подумай. Вспомни.

Раз-Два-Сникерс нахмурилась (если это, конечно, не было сном): она взяла этот ключ в «Лас-Вегасе». Как можно было оставлять такую вещь на спинке стула? Когда началась эта перестрелка, – что-то внутри Раз-Два-Сникерс жёстко усмехнулось, – точнее, стрелял только Фёдор, никто из дмитровских полицейских и ищеек Трофима не успел сделать даже выстрела… Когда всё началось, Раз-Два-Сникерс сидела в главном зале «Лас-Вегаса» в теневом углу и пила своё пиво. Она наблюдала за всем со спокойный отстраненностью. И видела, как во время танцев, в полутьме и искрящемся свете шоу «Бледных мутантов» Фёдор незаметно подошёл к опустевшему столику Вероники и её жениха (к тому времени Раз-Два-Сникерс уже навела необходимые справки) и повесил на спинку стула девушки свой ключ на длинном шнурке. Ключик для новобрачных. Видимо, решил расстаться с ней. Что неудивительно – Вероника предала его, но дело было вовсе не в этом. Фёдор наконец понял, что любит Еву, и решил отпустить прежнюю невесту без всяких сцен. Таков был обычай на канале. Без проблем. Раз-Два-Сникерс тогда это даже позабавило. А потом над Евой нависла угроза. И в Фёдоре проснулся тот, второй – Тео. Учитель, ради которого всё было затеяно. Раз-Два-Сникерс предусмотрительно отодвинулась, рассчитав возможные линии ведения огня. Фёдор лишь хотел защитить Еву, но результат превзошёл все ожидания. Они ведь скрутили его, ударив головой о стойку бара, и он был безоружен. И Раз-Два-Сникерс впервые увидела, кто таился в Фёдоре, незатейливом пареньке из Дубны. Он забрал их оружие и не дал никому сделать ни единого выстрела. Но и сам никого не убил, лишь ранения, иногда тяжёлые. Просто нейтрализовал, чтобы не мешались. Безукоризненная работа! Раз-Два-Сникерс, оставаясь безучастной, внутренне аплодировала. Бедный незатейливый паренёк сам не понял, что произошло, не знал того, кто до сих пор спал в нём. И началась паника, народ повалил по лестнице прочь из зала. А Рыжая Анна увела изумлённого, – да что там – шокированного! – от того, что он только что натворил, Фёдора и Еву через потайной ход. Они незаметно покинули «Лас-Вегас». И у Рыжей – безукоризненная работа. Ключ остался висеть на спинке стула. Совершенно не отдавая себе отчёта, для чего… но как можно было оставить – ведь это вещь… Учителя. Пригодится. Возможно, предполагала выторговать что-нибудь у Хардова

(прощение? Информацию о Лии?)

за столь ценную вещицу.

А когда в колокольне Икши они все оказались прижатыми к стенке, случилось то, что случилось. И оказалось, что не только в Фёдоре таилось иное: они с Евой спалили тогда к чёртовой матери целую стаю оборотней. Раз-Два-Сникерс усмехнулась: в безвыходной ситуации любовь показывает своё беспощадное лицо. А не так ли вышло между ней и Шатуном? Хреновы ночные мысли… Но Раз-Два-Сникерс вовсе не думала в тот момент о ключе, она забыла о нём. Вспомнила позже, потом, когда стало ясно, кто такая Ева и почему её прячут с тем же усердием, что и Фёдора. И… пожалела девушку. Когда Ева опомнилась, с ней случилось что-то вроде внутренней катастрофы: совсем ещё молоденькая, ей было нелегко вот так открыться перед всеми, видимо, она считала себя чем-то вроде чудовища. А Раз-Два-Сникерс это было хорошо знакомо. Испытала нечто подобное, и не раз… И когда она приняла решение вернуться в звонницу и остановить Шатуна,

(возможно, ты приняла решение пожертвовать собой?)

оставлять ключ при себе больше не имело смысла. И она незаметно сунула его в Евин рюкзак. Их это теперь вещь, сами разберутся… И больше не думала о ключе. Остановила Шатуна, видимо, спалив его и без этого съехавшие мозги, скорбела из-за гибели Хардова от оборотней и пыталась выжить. Никаких иных мотивов. Просто в начале всего взяла ключ со стула, а в конце незаметно подложила Еве. Без всякого особого умысла.

– Ты в этом уверена, малышка?

– Ну, да…

– Подумай ещё раз.

– Мне не о чем думать. Взяла и… вот.

– Подумай хорошенько.

– О чём ты, Лия?

– Поймёшь, для чего взяла ключ, узнаешь, что означает имя «Раджа».

1

Этой ночью ключ опять звал её. Стоило признать, что его зов становился всё более беспокойным. Ева проснулась на рассвете с ощущением того, что за ней кто-то наблюдает. Приподнялась на подушках и протёрла глаза. За окном лишь плыли белёсые сумерки, и, видимо, на самом деле её просто разбудил трескучий знакомый звук.

Трхх-трм-памкм

Он и сейчас ещё таился здесь, где-то на грани слуха, но стоило резко повернуть голову и посмотреть на вещмешок, что стоял в углу, звук, словно не желая выдать себя, исчезал. Ева нашла ногами прикроватные тапочки и встала с постели. Конечно, за окном никого не было, никто не припадал к стеклу и не смотрел на неё спящую; да и кто мог забраться по стене так высоко, на двадцать шестой этаж? Всё же Ева подошла к окну и тихонько открыла фрамугу. С внешней стороны не было решётки, стекло не защитили никак, да и, видимо, не требовалось этого делать. Свежий утренний воздух начал наполнять её комнату. Ева распахнула окно настежь и осторожно посмотрела вниз; приятное лёгкое головокружение от чувства высоты. Она уже начала привыкать к нему и подумала, что совсем скоро смогла бы начать гулять по крышам. Девушка рассмеялась, затем зевнула. Повернула голову, посмотрела на серую и пока плохо различимую дальнюю стенку. Подумала, что с утра стоило бы получше изучить скульптурные композиции в угловых нишах. И о том, что Петропавел пообещал поднять её как-нибудь на самый верх. Закрыла окно, оставила себе лишь фрамугу.

Трхх-трм-памкм

Ева резко обернулась. Вещмешок по-прежнему темнел в углу.

– Ну, что тебе надо? – прошептала Ева.

Она не хотела больше слышать этот шершавый и будто бы нечеловеческий, какой-то искусственный голос. Будто бы какую-то птицу-пересмешника выучили бездумно болтать. Но треск повторился. Ева болезненно поморщилась.

– Ну, хорошо, – проговорила она, словно и сама погрузилась в какое-то подобие сомнамбулического сна. Это прекратится, если дать ключу поговорить с ней. Вряд ли она услышит что-нибудь новое, в разных вариациях шершавый голос тёмного пересмешника твердил одно и то же, но всё-таки…

Ева даже не заметила, как прошла расстояние от окна до своего вещмешка, и вот она уже развязывает его. Спросонья в столь ранний час всё выглядит несколько странно-обострённым, и её рука, словно со смутной жадной алчностью, ищет тесёмку, чтобы скорее ухватиться за ключ… Находит, пальцы девушки крепко сжимают металл, ключ проваливается в глубину её ладони, как будто исчезает там.