Носферату - Дарья Зарубина

Нет, он не был секретным агентом, монстром шпионажа или еще кем-то из тех, кого не стоит называть вслух, особенно на ночь. Отто всю свою жизнь был умницей. Золотой головой, самородком, одним из невзрачных на вид вундеркиндов, которых, в какой бы стране они ни родились, быстро замечают опытные садовники и в специальных теплицах и оранжереях для умниц выращивают гениев.

С тех пор как мы окончили школу, Отто пополнил немногочисленные ряды тех, о ком все знают приблизительно одинаково и никто не знает толком ничего. Полтора десятка лет назад страна оценила математический, физический и прочие таланты моего школьного друга и теперь охраняла своего гения с перманентным рвением. Жучков, камер, прослушек и подглядок в его квартире не было только в санузле и кабинете, поскольку одни службы с традиционной взаимностью не слишком доверяли другим. За сантиметровый клочок бумаги с парой цифр, добытый из кабинета Отто, среднестатистический криминальный элемент мог заработать в любой на выбор валюте столько, что хватило бы на безбедную, а то и шикарную жизнь в течение трехсот восьмидесяти шести лет. Но за указанные полтора десятка лет ни одной из земных или внеземных разведок не удалось раздобыть даже обрывка использованной Штоффе туалетной бумаги, даже побывавшего в его руках трамвайного билета.

Однако, по всей видимости, Отто такая любовь Отчизны не задевала, а прослушивающе-подглядывающая аппаратура не доставляла особенных неудобств. Ребята из различных спецотрядов и особых групп со временем стали закадычными друзьями, что, несомненно, говорило о том, что мой друг продолжал оставаться кристальной души человеком, который, как говорят у них, не только «не был», но и «не замечен».

Я решил подняться к Отто один. Заявиться в эту напичканную электроникой и подозрительностью оранжерею рука об руку с новейшим грианским андроидом было слишком вызывающе и рискованно. Юлия я мог и отпустить, но какой-то мстительный червячок подсказывал, что мне совершенно некуда пристроить Экзи, Юл способен еще пригодиться, а Хлое не повредит еще немного подумать о своем поведении и трудностях семейной жизни.

— Слушай, — начал я. Юлий, ожесточенно чистивший щеткой перепачканный пиджак, замер. — Подожди меня минут пять, хорошо?

— Если ты намерен переодеваться в моей машине — шиш, — огрызнулся он, чуя подвох. — Хочешь изгваздать мне этой черной дрянью еще и заднее сиденье?

— Нет, дружище, переоденусь я у Отто, пока он… будет думать над решением моей проблемы. Так что не беспокойся о чехлах. Тебя я хотел попросить… приглядеть за собакой. — Я сделал жалостливые и печальные глаза, и соперничать со мной в науке вселенской скорби мог лишь болезный Экзи, свесивший голову из корзинки.

— Э, нет, — отозвался Юл. — Пардон, начальник, никаких собак. Забирай лохматого. Я домой.

— Юлий, ну посмотри, как ему фигово. Ты же добрый, — вкрадчиво продолжил я, доставая из-под заднего сиденья сумку со сменной одеждой, чтобы сразу после капитуляции Юла рвануть в подъезд, — ты же… человечный.

Запрещенный прием доказал свою эффективность. Юлий посмотрел на собаку, и на его лице отразилось что-то вроде жалости. Видимо, Марь не зря нахваливала свою новую разработку. Юл так стремился очеловечиться, что уже понемногу становился уязвимым для человеческих манипуляций, в частности банального морального шантажа.

— А если его стошнит? — подозрительно спросил Юлий, видя, что я приготовился дать деру. — Или сдохнет, пока ты по гостям ходишь?

— А вот чтобы не сдох. — Я вынул из сумки новую пачку, вытащил пяток сигарет и запихнул Юлу в нагрудный карман. — Заставь его пока выкурить парочку. Вон в тот проулок машину загони, чтоб добрые люди в психушку не отвезли, и покурите.

Я резво припустил к двери подъезда. Юл принялся ругаться мне вслед, но я пообещал ему еще модуль памяти и новый сустав, и он успокоился. Я злорадно подумал, что, если лечение сработает, после Отто я отправлюсь прямиком домой, и курить с Экзи до полного выздоровления будет шантажистка Марта.

Резво, насколько позволял постоянный шум в ушах и ненавязчивое кружение цветных пятен перед глазами, поднялся по лестнице. Но не успел прикоснуться к кнопке звонка, как Отто сам распахнул дверь и буквально втащил меня в комнату.

— Ферро, где ты пропадаешь?! — взволнованно прошептал он. — Мне позарез нужна твоя помощь.

— Какая удача, — едва слышно, но с изрядной долей сарказма воскликнул я, — мне твоя тоже. А почему шепотом?

— Потому что он в кабинете, — заговорщически произнес Отто.

— Кто он? Папа римский? Что ты тайны мадридского двора разводишь? Хватит интриговать. Давай в двух словах, а то у меня очень важное дело.

Штоффе оттащил меня к стене, в нишу между зеркалом и гардеробом. По всей видимости, там стояла изобретенная им на досуге защита от прослушивания.

— Ферро, я искал тебя два дня в надежде, что ты мне поможешь. Сейчас у меня в кабинете сидит человек, который хочет, просто-таки горит желанием купить мои риммианские гобелены.

На мгновение я забыл о мертвом саломарце. Уже несколько недель газеты и журналы ждали новостей по делу о гобеленах мастера Суо. «Маньяк уничтожает работы великого Суо», «Трагедия в мире искусства: работы Мастера гибнут от рук неизвестного сумасшедшего» и т.д., и т.п. Такими заголовками были украшены первые полосы весь последний год. Сорок одна работа покончившего с собой риммианского мастера не подлежит восстановлению — кислота, нож, бензин. Маньяк уничтожил полотна Суо на шести планетах, в том числе в хранилище государственного музея в Риммии на Большой Нереиде. Преступника обвиняли не только в порче полотен, но и в том, что неизвестный довел Мастера до суицида. Суо несколько раз пытался покончить с собой тем же способом, каким преследователь уничтожал его творения. В конце концов он преуспел. Мучительная смерть риммианского гения в ванне с кислотой прекратила его страдания и череду покушений на гобелены. Уже около месяца по делу не было никаких известий. Следствие зашло в тупик. В составе специальной группы экспертов, занимающихся поимкой любителя гобеленов Суо, на данный момент числилось пять землян, двое из них жили и работали в Питере. При этом ни один не торопился общаться с прессой и не давал никаких конкретных данных о том, как развивается дело.

И тут прямо мне в руки шел флэш-рояль. До недавнего времени предполагалось, что маньяк после зверского уничтожения гобеленов в музее не покинет Большую Нереиду. И затишье в деле о гобеленах только подтверждало это предположение. Однако, похоже, он объявился здесь, на Земле.

От удивления мне даже не показалось странным, что незнакомец хочет купить гобелены.

Семь гобеленов Отто на данный момент оставались самой большой и самой неблагодарно помещенной коллекцией работ Суо, поскольку Штоффе, большой знаток в области всего остального, ни бельмеса не понимал в искусстве, тем более в неземном. Свои гобелены он получил в дар за совместный проект с Риммианской академией. Сам мастер Суо присутствовал при лабораторных опытах Отто и, вдохновленный, создал эти семь полотен. Отто увез их домой и развесил у себя в кабинете. Правда, к чести моего друга стоит заметить, что раз в году он позволял снимать бесценные творения со стены и на неделю-другую выставлять в Эрмитаже. Однако из странных патриотических соображений уже который год отказывал Лувру и Прадо. С одной из ежегодных выставок гобелены вернулись всего две недели назад: видимо, дирекция Эрмитажа решила, что для музея будет значительно лучше, если маньяк придет не на официальную выставку, а нанесет Отто частный визит.