Носферату - Дарья Зарубина

Я гремел, подобно разгневанному древнему божеству, и разве что не метал молнии. И было от чего. Дело в том, что я с младенчества мгновенно выхожу из себя, стоит только кому-нибудь повернуть меня за плечи. И надо же было бедной старушке Хлое выбрать для своего негодования такую взрывоопасную форму. Я рвал и метал, извергая на нее, ее драгоценного мужа и всю Гриану потоки самых изощренных ироничных тирад. Сквозь мою персону поперла оскорбленная мировая душа, а я, подобно розановской пифии, восседал на треножнике и лишь повторял за вселенским разумом витиеватые словеса, полные негодования и праведного гнева.

Когда я наконец сумел взять себя в руки, Хлоя выглядела побледневшей и значительно уменьшившейся в размерах, мама смотрела на меня с легкой укоризной, а Юлий давился от смеха. По всей видимости, он все-таки еще не был в достаточной мере человеком, и наслаждение хорошим метким выражением перевешивало чувство солидарности с супругой. Я ощутил легкую досаду, мысленно пару раз символически пнул себя за несдержанность и тут боковым зрением увидел Ее. Совсем рядом. В нескольких шагах.

Я через силу повернул голову и, собрав все мое мужество, с вызовом глянул ей в лицо. Незнакомка в белоснежной шляпке строго посмотрела на меня серыми как сталь глазами, приподняла брови. Потом ее губы изогнулись, она прижала к лицу перчатку и рассмеялась. Она смеялась до слез, махала ручкой, словно умоляя перестать давать пищу ее смеху, но безудержное веселье одолевало, и она сгибалась пополам, стараясь перехватить смех где-то в районе солнечного сплетения. Через минуту-другую Юлий, а потом Евстафьев, и Хлоя, и даже моя собственная маман принялись покатываться со смеху. Я почувствовал себя дураком.

Я просто стоял и смотрел ей в глаза, стараясь понять, за что небеса послали мне такое испытание. Причем второй раз за сутки. Я, Носферату Шатов, красавец-мужчина в полном расцвете сил, должен стоять и смотреть, как надо мной насмехается целый табун. Я подумал, что любую другую женщину я морально задушил бы на месте. Но не ее. А потом я представил, что бы сделал на ее месте я, и понял, что все не так уж плохо. Словно перехватив мои мысли, незнакомка перестала смеяться, еще слегка всхлипывая, промокнула глаза платком, отчетливо и серьезно выговорила: «Извините», а потом быстрым и решительным шагом, взяв под руку засиявшего от удовольствия Миху, удалилась в сторону центрального терминала.

Я оглядел свою команду. Две перемазанные и растрепанные дамы, прикинутый под прифрантившегося гангстера подросток и я, предводитель войска, Аника-воин, повелитель баб. Я властно махнул рукой и, картинно обернувшись, со всей невозмутимостью бросил через плечо:

— Ладно, шапито, пошли хоть пообедаем…

Не успел я закончить фразу, как у меня в кармане зазвонил телефон. Уже с первых нот «Наша служба и опасна и трудна» я понял: прогнило что-то в датском королевстве моей семьи. Это был дядя Брутя.

— Саля? — встревоженным голосом спросил он. — Саля, что с Ферро, он пришел в себя?

— Дядя Бруть, это Ферро, и в себе как никогда, — ответил я бодрым голосом.

— Носферату, слава богу, ты уже в сознании. Я не знал, что мне с ним делать. Он пришел два часа назад, но я не знаю, сколько еще смогу его удерживать. Ты дома? Ты способен приехать?

«Вечный бой, покой нам только снится…» — услужливо подсказал внутренний голос. По всей видимости, дядя действительно был в шоке. Возможно, время, проведенное в одном помещении с нашим, как я убедился, довольно ядовитым саломарским другом, все более подтачивало его физиологическое и психическое здоровье.

— Я в космопорте. Мама со мной, — сказал я как можно отчетливее. — Успокойся и скажи мне, кто пришел и почему ты его не отпускаешь?

В голосе бывалого дипломата Брута Шатова звучала паника.

— Муравьев! — прокричал в трубку мой до недавнего времени выдержанный и невозмутимый дядя. — Он пришел два часа назад. Сказал, что не может усидеть дома, что его мучает совесть. Он собирается пойти в полицию, а потом рассказать все газетчикам. Он полагает, что ты захочешь опубликовать его историю первым. А еще он все время рвется посмотреть на дело рук своих. Вдруг он увидит тело Раранны и у него случится срыв? Ферро, этого нельзя допустить! Ты понимаешь, что может произойти?!

Я понял, что обед откладывается на неопределенное время, возможно, вместе с ужином, а мою чудовищную слабость и прочие неприятные последствия отравления я могу засунуть себе глубоко во внутренний мир. По счастью, я один из тех, в чьем мозгу предусмотрена особая автозамена. И вместо традиционного «О нет! Мы все умрем!» с языка слетает «Вам повезло, вашу мать! Я знаю, что делать». А если не знаю сам, то знаю того, кто может знать, в какой стороне выход, или может знать того, кто точно знает. В общем, превосходная система самозащиты тотчас отыскала в памяти имя того, кто «может знать».

— Так, дядя Брутя, — скомандовал я, собираясь с мыслями. — Держи профессора до моего звонка. Сядьте в кабинете, плотно закройте дверь в гостиную и обязательно выкурите по трубочке. Это пойдет на пользу и тебе, и профессору. Порасспроси его о редких видах каких-нибудь экзотических животных. Крепись, еду. Конец связи.

Мой бодрый голос произвел некоторое успокаивающее действие, дядя Брутя пообещал крепиться и сделать все возможное.

Я обернулся к выстроившейся у меня за плечом «армии спасения Юла» и первой поманил в сторону маму:

— Позвони доктору Маркову, соври что-нибудь правдоподобно-медицинское об источнике и причине моего отравления, после чего отправляйся к дяде Бруте и дождись доктора. Клади Брута в стационар, и пусть под присмотром медсестры курит по очереди все свои трубки. Выбери у него в кабинете пару пачек табака покрепче. Судя по его психологическому состоянию, он уже изрядно надышался ароматами своего дохлого инопланетного коллеги. Пока будешь ждать «Скорую», если получится, сфотографируй мне покрупнее щупальца консула и… брюхо. Но только умоляю, не трогай тело. Что на виду, то и сфотографируй. Купи по дороге медицинскую маску, перчатки и постарайся сама не надышаться. И позвони, как будете в больнице.

Мама молча кивнула и побежала к выходу из терминала.

— Юлий, домой отпустить не могу. Жди меня на выезде из космопорта. По дороге продемонстрируешь улов. Ничего лишнего, только факты. И я надеюсь, что это будут очень весомые факты…

Хлоя попыталась выразить на своем лице возмущение, но образ оскорбленного великого божества, видимо, еще стоял перед ее мысленным взором, потому что она не только промолчала, но и смиренно опустила глаза.

— Хлоя, едешь домой и готовишь мужу праздничный ужин часам к десяти-одиннадцати, раньше, я думаю, не надо. Распорядок ясен?

Не дожидаясь ответа, я развернулся и побежал в ту сторону, куда несколько минут назад удалилась женщина моей мечты об руку с Михой, и, что самое поразительное, нагнать я хотел именно Евстафьева.

Он уже попрощался со своей спутницей и теперь, усталый и ссутулившийся, шел мне навстречу, душераздирающе зевая.

— Шатов, ты смерти моей желаешь? — тоскливо заявил он. — Я по глазам вижу, что тебе опять что-то нужно. Шиш. Я хочу спать. А когда я хочу спать, я забываю о старой дружбе.