Битва при Молодях. Неизвестные страницы русской истории - Александр Гапоненко

Некоторое время путники ехали молча. Лежавший еще на лесной дороге снег скрипел под полозьями саней. Петр размышлял над сказанным монахом. Вдали показались золотые купола смоленских храмов.

Петр опять спросил монаха:

– А если мы будем любить и хранить верность Господу, поклоняться Святой Троице, любить ближних, быть готовым отдать за них жизнь, то мы победим татар, которые на нас идти собрались?

– Обязательно победим, – с уверенностью ответил ему Иллиодор. – Ведь сказано в послании к Римлянам, что «если Бог за нас, то кто против нас?».

Удовлетворенный этим исчерпывающим ответом юноша подстегнул вожжами своего Серка и тот шибче побежал к Смоленску.

Монах перестал кутаться в епанчу, хотя вроде бы вокруг и не потеплело.

А. Олеарий. Крестьяне. 1656 год

Хворостинин решил купить почтовых голубей у Петра по двум соображениям. Во-первых, действительно, стоило оснастить ими сторожевые разъезды, которые требовалось вскоре выслать в Дикое поле наблюдать за передвижением татарских отрядов. Во-вторых, покупка голубей была поводом поехать к Евфросинии и побыть с ней и ее дочкой вне служебной обстановки.

Причиной последнего желания был происшедший неделю назад случай. Евфросиния вечером распорядилась приготовить усталому воеводе перекусить после его поездки в Вязьму. Сама поставила на стол блюда, кувшин мальвазии и осталась прислуживать.

После второй чаши воевода предложил ей самой попробовать заморского вина. Второго кубка не было, и князь протянул ей свой. Ключница приняла из его рук кубок и выпила до дна сладкий хмельной напиток. При этом она, не отрываясь, смотрела Дмитрию Ивановичу в глаза. Князь протянул ей горсть изюма закусить мальвазию, и молодая женщина стала собирать его своими нежными губами прямо с ладони. Дмитрий Иванович не выдержал, крепко обнял Евфросинию и поцеловал в губы. Она ответила ему страстно и трепетно.

Все закончилось тем, что они оказались в опочивальне князя и познали друг друга как мужчина и женщина. Евфросиния не стала разлеживаться на постели князя после случившейся близости, а торопливо оделась и ушла прочь. Хворостинин, не имея сил подняться после любовных утех, уснул.

На следующий день пара сделала вид, что ничего не случилось, но дотошные слуги заметили, что между князем и ключницей установились какие-то особые отношения, которые проявлялись в нежных взглядах, желании прикоснуться друг к другу, остаться хоть ненадолго наедине. В наместнических же палатах оставаться наедине никак не выходило.

Собираясь в гости к Евфросинии, воевода не вспоминал уже про обет безбрачия, данный опричному ордену. Зато его беспокоила необходимость исповедоваться священнику в церкви в грехе блуда. Духовник, наверняка, заставит его идти под венец с Евфросинией. Сам Хворостинин был не прочь женитьбы, но что скажут его младшие братья – Андрей, Петр и Федор? Наверняка, будут недовольны тем, что он женился на простолюдинке.

– Долго избегать исповеди нельзя, но постоянно мешают какие-то внешние обстоятельства, – подумал князь. – Вот сегодня буду поститься, а завтра пойду в храм на исповедь.

Хворостинин вернулся к себе в палату после осмотра привезенного Йосифом снаряжения, и долго обсуждал с Потемкиным и еще несколькими «лучшими» людьми то, как по сошествию снега организовать чистку рва и починку деревянных стен города, откуда взять на это деньги.

По завершению совещания воевода собрался пойти пешком к ключнице. Степан хотел пойти вместе с ним, поскольку уже темнело, но князь велел ему остаться, согласившись только взять с собой, для безопасности, подаренные царем немецкие пистолеты. Слуга специально зарядил их и проверил работу спусковых механизмов.

Когда Дмитрий Иванович пришел к Поляковым, вся их семья была в сборе. Арина пристраивала котел с водой на небольшом железном тагане прямо среди горящих в камине полений. Евфросиния с Авдотьей сидели рядом на войлочном ковре и кормили сидевших в клетках голубей.

Авдотья обрадовалось Дмитрию Ивановичу, которого она, по-взрослому, звала наместником, позвала садиться рядом и стала рассказывать, как правильно кормить голубей, почему им надо давать пшено, но не надо давать ржаное зерно и прочие премудрости, которым ее недавно научил Петр.

Хворостинин присел на ковер и стал кормить птиц вместе с Авдотьей. Девочка, лишенная отцовской заботы, примостилась у него под рукой и прижалась к телу, совсем как ее мать, которую он вез после бегства Паисия на аргамаке из этого дома в свои палаты.

– А как люди будут узнавать вести, которые им принесут наши голуби? – спросила девочка князя.

– Одни люди будут писать записки, привязывать их к лапке голубя, а другие люди, получив эти записки, прочтут их. Ты умеешь читать Авдотья? – спросил Хворостинин.

Услышав в ответ, что та грамоты не знает, он стал учить ее буквам и тому, как они складываются в слоги и слова, как из слов образуются предложения. Одновременно он писал гусиным пером буквы на обороте какой-то бумаги на польском языке, оставленной в книжном шкафу предыдущим хозяином.

– Вот буква – «Боги», вот – «Ом», вот – «Глаголи», а вот «Ярь» – разъяснял девочке Хворостинин. – А если сложить эти буквы вместе и прочитать, то будет «Богъ».

Авдотья громко повторяла то, что произносил князь. Мать тихонечко повторяла за ней вслед, поскольку тоже не ведала грамоты.

Хворостинин рассказал про все буквы алфавита и показал, как их писать. Авдотья тщательно выписывала пером на бумаге сложные буквы кириллицы вслед за ним. Букв в алфавите было целых сорок шесть.

Научить девочку писать было много сложнее, чем научить читать. Дмитрий Иванович никак не мог объяснить, почему слово «Ангел» пишется редуцированно, как «Агл», без «Н» и «Е», которые явственно звучали в устной речи.

Учительским трудом князь раньше никогда не занимался, да и первую азбуку Иван Федоров во Львове еще до конца не отпечатал. К тому же, от неудобного сидения на ковре, у него затекли ноги и заболела спина.

Хворостинин поднялся с ковра на ноги, чтобы размяться и тут Евфросиния неожиданно спросила его:

– Дмитрий Иванович, а как правильно написать фразу «Господи, храни нас и любовь нашу»?

– Господъ хранити ны те любы ны, – ответил не задумываюсь князь, присел опять на ковер и написал на еще свободном пространстве листа эту фразу.

Евфросиния негромко повторила: «Господъ хранити ны те любы ны».

Арина, закончившая хлопотать у огня, позвала всех к столу, на котором уже возвышалась на большой глиняной тарелке, доставшейся в наследство от Паисия, куча пышных оладий, стояла миска со сметаной, кружки и кувшин с отваром из трав.