Татуировщик из Освенцима - Хезер Моррис

— Это крематорий номер четыре. Его взорвали. Надо отсюда выбираться.

Из административного корпуса выбегают заключенные и падают, сраженные пулями.

— Я провожу тебя до барака. Только там ты будешь в безопасности.

Из громкоговорителей звучит объявление: «Заключенные, возвращайтесь в свои бараки. Если пойдете прямо сейчас, вас не застрелят».

— Иди, скорей!

— Мне страшно, возьми меня с собой, — плачет она.

— Сегодня тебе будет безопасней в твоем блоке. Они должны сделать перекличку. Милая, нельзя, чтобы тебя схватили за пределами твоего барака. — (Она колеблется.) — Иди же. Останься на ночь в бараке, а завтра иди на работу, как обычно. Нельзя давать им повод искать тебя.

Она глубоко вздыхает и собирается побежать.

— Завтра я тебя разыщу, — на прощание говорит Лале. — Я тебя люблю.

* * *

В тот вечер Лале нарушает свое правило и подходит к мужчинам из своего барака — по большей части это венгры, — чтобы разузнать о событиях этого дня. Оказывается, женщины, работавшие на заводе боеприпасов поблизости, приносили в Биркенау крошечные дозы пороха, заталкивая их себе под ногти. Они отдавали этот порох зондеркоманде, а там изготавливали грубые гранаты из консервных банок. Они также припрятывали стрелковое оружие, ножи и топорики.

Еще Лале передают слухи по поводу общего восстания, к которому его соседи собирались присоединиться, но не верили, что оно произойдет в этот день. Они слышали о наступлении русских, и восстание по плану должно было совпасть с их приходом, чтобы помочь им в освобождении лагеря. Лале упрекает себя в том, что раньше не подружился с товарищами по бараку. Из-за его неведения едва не убили Гиту. Он настойчиво расспрашивает их о русских и о том, когда они могут прибыть. Ответы неопределенные, но все же внушают некоторый оптимизм.

Минуло уже несколько месяцев с того дня, когда над их головами пролетел американский самолет. Транспорт с людьми продолжает прибывать. Лале не замечает, чтобы нацистская машина сбавила обороты по уничтожению евреев и других национальных групп. И все же эти последние группы узников имеют более свежие сведения о событиях в мире. Может быть, близится освобождение. Он намерен рассказать Гите о том, что узнал, и попросить ее быть бдительной на службе. По мере возможности собирать любую информацию.

Наконец-то перед ними мелькнул проблеск надежды.

Осень очень холодная. Многие не выживают. Лале и Гита цепляются за луч надежды. Гита передает своим товаркам по бараку слухи о русских, поддерживая в них надежду пережить Освенцим. С начала 1945-го температура воздуха продолжает падать. У Гиты тоже упадок духа. Теплые пальто из «Канады» не спасают от озноба и страха перед очередным годом жуткого плена в оторванном от мира Освенциме-Биркенау. Транспорт приходит реже. Это плохо отражается на узниках, работающих на СС, особенно на зондеркоманде. Поскольку работы у них поубавилось, им угрожает казнь. Что касается Лале, то он успел накопить некоторые резервы, но его запас новой валюты заметно сократился. А местные жители, включая Виктора и Юрия, больше не приходят на работу. Строительство остановилось. Лале слышал многообещающую новость о том, что два крематория, поврежденных взрывами борцов Сопротивления, не будут восстанавливать. Впервые на памяти Лале Биркенау покидает больше людей, чем их привозят. Гита и ее сослуживицы по очереди обрабатывают данные о людях, отправляемых, предположительно, в другие концлагеря.

В тот день в конце января, когда Лале сообщают, что Леон «уехал», земля покрыта толстым слоем снега. По пути он спрашивает Барецки, куда отправился его напарник. Барецки не отвечает, но предупреждает Лале, что тот тоже может оказаться в грузовике, едущем из Биркенау. Однако за Лале по-прежнему почти не следят, ему можно не являться на утреннюю и вечернюю перекличку. Он надеется, что сможет остаться в лагере, но у него нет такой же уверенности насчет Гиты. Барецки смеется своим злорадным смехом. Новость о возможной смерти Леона отзывается болью, хотя Лале казалось, что он уже не может чувствовать такую боль.

— Вы видите свой мир отраженным в зеркале, но у меня другое зеркало, — говорит Лале.

Барецки останавливается. Он смотрит на Лале, и Лале выдерживает его взгляд.

— Я смотрю в свое зеркало, — продолжает Лале, — и вижу мир, который повергнет ваш мир.

— И ты думаешь, что доживешь до этого? — Барецки улыбается.

— Да, доживу.

Барецки кладет руку на кобуру с пистолетом:

— Я могу прямо сейчас разбить твое зеркало.

— Вы этого не сделаете.

— Ты слишком долго пробыл на холоде, Татуировщик. Иди согрейся и приди в себя. — Барецки уходит.

Лале смотрит, как он уходит. Лале знает: если бы когда-нибудь они встретились темной ночью на равных условиях, именно он ушел бы. Лале без всяких колебаний отнял бы жизнь у этого человека. Последнее слово было бы за ним.

* * *

Однажды утром в конце января Гита, с трудом пробираясь по снегу, бежит в сторону барака Лале, куда он запретил ей приходить.

— Что-то происходит! — кричит она.

— Что ты имеешь в виду?

— СС, они странно себя ведут. Похоже, у них паника.

— Где Дана? — озабоченно спрашивает Лале.

— Не знаю.

— Разыщи ее, возвращайтесь в ваш барак и ждите меня.

— Я хочу остаться с тобой.

Он отодвигает ее от себя, не давая приближаться.

— Поспеши, Гита, разыщи Дану, и идите в свой барак. Когда смогу, я приду и найду вас. Мне нужно разузнать, что происходит. Уже несколько недель не привозят новых заключенных. Это может быть началом конца.

Она поворачивается и неохотно уходит.

Он направляется к администрации. Осторожно входит в контору, такую знакомую — несколько лет он получал здесь расходные материалы и инструкции. Внутри царит хаос. Эсэсовцы вопят на испуганных работниц, съежившихся за своими столами, отбирают у них журналы, карточки и документы. Мимо Лале торопливо проходит служащая СС с охапкой документов и бухгалтерских книг. Он натыкается на нее, и она роняет бумаги.

— Простите. Давайте помогу.

Оба нагибаются, чтобы собрать бумаги.

— С вами все в порядке? — вежливо спрашивает он.

— Думаю, ты останешься без работы, Татуировщик.

— Почему? Что происходит?

— Мы эвакуируем лагерь, — шепчет она, наклонившись к Лале, — начиная с завтрашнего дня.

У Лале падает сердце.

— Что происходит, вы можете мне рассказать? Прошу вас.

— Русские, они уже близко.

Из конторы Лале бежит в женский лагерь. Дверь в блок 29 закрыта. Снаружи никакой охраны. Войдя, Лале обнаруживает женщин, которые жмутся друг к другу в глубине барака. Даже Силка здесь. Они собираются вокруг него и забрасывают вопросами.