Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Реймонд Чандлер

— Конечно, нет, — кивнул Уэббер. — И если бы вы меня окончательно убедили, я бы первый стал вам помогать. Правда, жену Кингсли мы пока не нашли, но и времени у нас почти не было. Однако помогать вам подсиживать одного из моих парней я не буду.

— Я слышал, как вы назвали Дегармо Элом, — сказал я. — Но я имел в виду Олмора. Его имя Альберт, сокращенно — тоже Эл.

Уэббер посмотрел на свой большой палец и спокойно сказал:

— Но доктор не был женат на этой девице. А Дегармо был. Она ему, кстати, устроила веселую жизнь. После ее штучек в нем и завелась вся эта дрянь.

Я замер и, помолчав, сказал:

— Я и не подозревал. Кое-что теперь ясно. Что это была за девушка?

— Стерва, правда умная и привлекательная. С мужчинами делала что хотела. Могла заставить их валяться у себя в ногах. Но скажите против нее хоть слово, и этот бешеный придурок тут же оторвет вам голову: не может ее забыть, хоть она с ним и развелась.

— Он слышал, что она мертва?

Уэббер с минуту молчал.

— Говорить он об этом не говорил. Но, видимо, слышал, если в горах погибла именно она.

— Насколько мне известно, он ее там так и не нашел.

Я поднялся на ноги и наклонился над столом:

— Вы меня не разыгрываете, капитан?

— Ни капельки. Такие мужчины тоже встречаются, и женщины вьют из них веревки. Только не подумайте, будто он искал ее, чтобы убить.

— Ничего я не думаю, — сказал я. — Но чем черт не шутит. Интересно, хорошо ли он знает тамошнюю местность. Тот, кто ее убил, знал досконально.

— Все это, надеюсь, останется между нами, — сказал Уэббер.

Я кивнул, но ничего не пообещал. Затем, еще раз попрощавшись, ушел. Он смотрел мне вслед, и вид у него был недовольный и грустный.

«Крайслер» стоял на полицейской стоянке сбоку здания. Ключи были на месте, а крылья не покорежены. Слова своего Куни не сдержал. Я доехал до Голливуда и поднялся в свою квартиру в «Бристоле». Часы показывали около двенадцати.

В зеленом со слоновой костью коридоре было пусто и тихо, только в какой-то из квартир трезвонил телефон. Когда я подошел к своей двери, звук стал громче. Я ее открыл. Надрывался именно мой телефон.

Я прошел в темноте через комнату к дальней стене, где на дубовой полочке стоял аппарат. С тех пор как я открыл дверь, он выдал не менее десяти звонков.

Я поднял трубку. Звонил Дерас Кингсли, Голос у него был напряженный, ломкий:

— Черт! Где вас носит? Который час не могу дозвониться.

— Теперь дозвонились, — сказал я. — В чем дело?

— Она объявилась.

Я крепко сжал трубку, медленно втянул в легкие воздух и так же медленно выпустил его:

— Дальше.

— Я почти рядом. Буду у вас через пять-шесть минут. Готовьтесь в дорогу, — сказал он и нажал на рычаг.

Я стоял как столб, зажав трубку в руке. Затем положил ее на место и посмотрел на свои пальцы. Они были напряжены и полусжаты, словно все еще что-то держали.

В дверь осторожно постучали, и я пошел открывать. Кингсли выглядел огромным, как бегемот. Он был в вязаном спортивном жакете кремового цвета и желтом с зеленым шарфе под поднятым воротником. На голове низко сидела шляпа коричневатых оттенков, глаза под мягкими полями казались больными, словно у раненого животного.

Рядом с ним, в брюках, сандалиях, темно-зеленом плаще и без шляпки стояла мисс Фромсет. Ее черные волосы зловеще поблескивали, в ушах болтались маленькие сережки в виде цветков гардении — два цветка под каждой мочкой. Вместе с ней в квартиру ворвался запах «Жемчужины Гиллерлейнов. Королевы благовоний».

Я закрыл дверь, махнул рукой в сторону кресел и сказал:

— Выпивка, думаю, никому из нас не помешает.

Мисс Фромсет села, положила ногу на ногу и осмотрелась в поисках сигарет. Найдя пачку, она закурила, размашистым, эффектным жестом потушила спичку и холодно улыбнулась в потолок.

Кингсли застыл посередине комнаты, крепко сжав губы. Я отправился на кухню, смешал три коктейля и, подав их гостям, устроился со своим бокалом на стуле у шахматного столика.

— Чем были заняты и что у вас с ногой? — спросил Кингсли.

— Меня лягнул страж закона. Подарок от полиции Бей-Сити. Такие подарки раздают там направо и налево. Что касается занятий, то я просто посетил тюрьму — за вождение машины в пьяном виде. И, судя по выражению на вашем лице, мне не миновать ее снова.

— Не понимаю, о чем вы, — резко сказал он. — Совершенно не понимаю. Нашли время шутить!

— Хорошо, не буду. Так что она сказала и где она?

Не выпуская своего бокала, он сел, пошевелил пальцами правой руки и, сунув ее во внутренний карман жакета, вытащил длинный конверт.

— Нужно ей это передать. Здесь пятьсот долларов. Она просила больше, но сейчас негде взять. И так с трудом дали по чеку в ночном клубе. Ей надо срочно уехать из города.

— Из какого? — спросил я.

— Из Бей-Сити. Где она там остановилась, не знаю. Но с вами у нее встреча в «Ленивом павлине» на бульваре Аргуелло, около Восьмой улицы.

Я посмотрел на мисс Фромсет. Она все еще глядела в потолок, словно ее ничего не касалось.

Кингсли бросил конверт на полированный шахматный столик. Я заглянул в него. Все нормально — там действительно были деньги. Я их оставил лежать, где лежат, и в недоумении спросил:

— А почему бы ей не снять свои собственные? Чек на наличные обменяют в любом отеле. Или ей уже закрыли счет?

— Все эти разговоры ни к чему, — веско сказал Кингсли. — Она в беде. Правда, не пойму, откуда она узнала, что ей грозит опасность. Разве полиция уже объявила о розыске?

Я ответил, что не знаю, мне было недосуг слушать их сообщения.

— Я вел беседы с самими полицейскими, лицом к лицу.

— Ей рискованно куда-либо соваться со своими чеками. Раньше было можно, а теперь нельзя, — ответил Кингсли и, медленно подняв глаза, посмотрел на меня отсутствующим взглядом.

— Ну хорошо, Пусть так. Хотя, честно говоря, не вижу тут никакой логики. Значит, она в Бей-Сити. Вы-то с ней сами говорили?

— Нет. Разговаривала мисс Фромсет. Кристл позвонила в контору как раз в конце рабочего дня, но у меня сидел полицейский из Бей-Сити, некий капитан Уэббер. Мисс Фромсет, естественно, попросила ее перезвонить чуть позже. Свой телефон Кристл не оставила.

Я посмотрел на мисс Фромсет. Она оторвала взор от потолка и перевела его мне на макушку. Глаза у нее были словно задернуты занавесками.

— Я и не хотел с ней говорить, — продолжал Кингсли. — А она не хотела говорить со мной. Видеть ее я тоже не хочу. Теперь нет сомнений, что именно она застрелила Лавери. Уэббер в этом уверен.