Дочь Эйтны - Карин Рита Гастрейх

ней следовал олененок, может, два.

Волк ускоряет шаг. Лунный свет скользит сквозь высокие ветви, отбрасывая осколки бледного света. Корявые корни мешают его продвижению, но он знает этот лес, он уверенно передвигается по пересеченной местности.

Их запах усиливается, распространяясь по листве широкой полосой мускусного меха и свежего помета, иногда с оттенком теплого молока.

Рот Волка наполняется слюной в предвкушении того, что на его язык ляжет кровь. Он замедляется и останавливается, прислушивается к движению, дыханию, шевелению ночью. Лань и ее детеныш близко, очень близко. Все, что ему нужно, это один всхлип, один неуверенный стук копыт, чтобы показать их местонахождение.

Шум поблизости пугает его. Он приседает, настороже, низко поджав хвост.

Лай и рычание эхом разносятся по лесу, щелканье челюстей, когти вонзаются в плоть.

Прямо по курсу Лань бросается в движение, преодолевая большой куст и спасаясь от беспорядков. Ее детеныши быстро следуют за ней по пятам.

Охота проиграна, но любопытство тянет Волка в другую сторону, на звуки борьбы. Он ожидает найти двух себе подобных, борющихся под полуночной луной, но когда он прибывает на поляну, их волчьи формы полностью исчезают. Мужчина и женщина спорят резкими тонами и гневными жестами, будто от этого момента зависит судьба мира.

Волк не может оторвать глаз от мужчины. Он узнает сжатые челюсти, жар этого взгляда, темные локоны, обрамляющие молодое и серьезное лицо.

Акмаэль.

Имя растет, рычание вырывается из горла.

Они едины, этот Акмаэль и он. Сердце Волка тянется к его человеческому облику, Он смотрит на женщину глазами мужчины. Он знает, что будущее волшебства живет в его сердце, что она несет в себе его собственное спасение. Тут приз, который никто из Вортингена еще не осваивал: Любовь.

Маг должен научиться любить. Она может показать ему, как.

— Ты позволил превратить твои способности во зло, — говорит женщина. — Дракон не дал нам эти силы, чтобы вызывать страх или использовать в своих интересах тех, кто слабее нас.

— Возможно, так оно и есть, — отвечает Акмаэль, — но твой вопрос о третьей ночи Бел-Этне… Он возник не из-за беспокойства о правильном применении магии, не так ли?

Женщина колеблется. Ее щеки вспыхивают жаром:

— В сердце маги нет места ревности.

Он заключает ее в объятия и опускает губы на ее губы.

Волк чувствует женщину как свою, аромат кости и дерева, шелковистую ласку ее волос, нежные очертания лица и горла. Их волшебство переплетается, лес и камень, жизнь и смерть, вечность, заключенная в одном мгновении трепетной надежды. Его дыхание обжигает ее кожу. Запах ее крови, бегущей по жилам, опьяняет его чувства. Она зажгла незнакомый огонь, глубокую и болезненную потребность в страхах, которые никогда не будут удовлетворены. Он опускается на колени и покрывает ее ладони поцелуями.

— Вернись в Город со мной, — он не скрывает отчаяния в голосе, страха, что его дух погрузится в кромешную тьму, если она откажется. — Вернись со мной, Эолин.

Печаль затемняет ее ауру:

— Как твоя пленница?

— Как моя королева.

Мага осторожно вырывает руки из его хватки и отступает.

— Разве ты не видишь, Акмаэль? Это одно и то же.

Уходя в полуночный лес, она становится единым целым с тенями. Остается только ее голос, обвивающий нитями с осколками его разбитое сердце.

* * *

Акмаэль слетел с кровати и пошатнулся в темноте. Судороги сотрясали его тело. Боль пронзила его череп. Как только он добрался до чаши воды, из него вырвалась рвота, обжигающая язык и оставляющая першение в горле.

Привалившись к столу, он вытер слюну с губ. На его коже выступил пот.

— Эолин.

Он цеплялся за ее имя, полоску света среди теней. Скорбь змеилась вокруг его сердца. Каждая мышца была скована от страха.

— Мой король?

Акмаэль вздрогнул от голоса, странного по звучанию. Нахального. Торжествующего.

Он уставился на свои руки, пытался их видеть. Ладони были созданы для войны, для смерти.

Сегодня вечером он что-то разрушил. Что-то, что нельзя заменить.

Кошмары плясали перед глазами. Ярость и насилие, брутальное высвобождение. Погоня по залитому лунным светом лесу, Эолин в его руках, вкус меха на его языке, плоть под его клыками. Что случилось?

Время вырвалось из его рук.

Все только начиналось.

Или все только что подошло к концу?

— Мой король, — в голосе женщины прозвучало нетерпение.

Акмаэль не мог видеть ее лица, но слышал, как она потянулась, как сытая кошка.

— Вы не вернетесь в постель?

Его возлюбленная Эолин не вернулась в Город. Она осталась со своим братом, чтобы вести войну против него.

Две войны.

Одна как враги, другая как союзники.

Расстояние и смерть. Любовь и исполнение.

Дочери и сын.

Один драгоценный сын.

Дрожащая рука Акмаэля нашла кувшин. Он вылил на голову прохладный поток, дал воде намочить бороду, стекать по шее и груди. Комната стала четче, но его магия раскололась, рассеявшись вне досягаемости.

«Это проклятие, темное волшебство затуманивает мое сознание».

— Кто ты? — спросил он. Его голос звучал хрипло и отстраненно. Его дыхание собиралось паром в зимнем воздухе.

— Раэлла, мой король из дома Лангерхаанс.

— Каким колдовством ты сюда попала?

— Никакого колдовства, мой Король, — странный свет осветил ее, словно свечу за туманом. Она вздрогнула и натянула простыню на голые плечи. — Вы разрушили чары единственной ведьмы, имевшей над нами власть. Вы уничтожили ее и удостоили меня своей близостью.

— Уничтожил? — ужас охватил его, и он вспомнил.

«Эолин у моих ног, разбитая, как хрусталь».

Угрызения совести сдавили его грудь, лишив его дыхания. Комната расплылась. Туман сгущался за Раэллой и тянулся к ней туманными щупальцами.

— Что я сделал? — Акмаэль задыхался.

Раэлла ответила пронзительным криком.

Туман слился, и рядом с ней материализовался демон Наэтер. Его аморфное лицо исказилось от неутолимого голода. Костяными когтями зверь схватил Раэллу и разорвал ее от горла до груди. Кровь брызнула на столбики кровати.

Очнувшись от шока, Акмаэль призвал свой посох и меч, но инструменты не ответили. Пока он смотрел, парализованный, демон Наэтер вырвал сердце Раэллы из ее груди и засунул его, капающее, в зияющую пасть на бесформенном лице.

Затем пустые ямы его глаз остановились на Короле-Маге. Он раскачивался на длинных конечностях, сияя, как бледная нефритовая луна. По комнате прокатилось голодное урчание. С воплем вневременной ярости демон Наэтер прыгнул на Акмаэля, вытянув окровавленные когти.

* * *

Эолин резко проснулась, ругая себя за то, что заснула.

— Эоган? — сказала она с колотящимся сердцем. — Бриана?

В одно мгновение принц сел с мечом в руке. Он толкнул сестру.

— Что такое? — сказала Бриана, сонная и дезориентированная.

Эолин произнесла