Люди на войне - Олег Будницкий

Отношения мужчин и женщин упростились, по выражению медсестры Эстер Маньковой (в замужестве Файн), «до минимума». Бойцы подходили к «этому вопросу», по словам Маньковой, еще проще, чем офицеры, без обиняков спрашивая встретившуюся девушку: «Даешь или не даешь?» В случае отказа миролюбиво посылали «к такой-то матери» и шли спать. Доступ к женскому телу стал «валютой» времен войны. Сержант Николай Иноземцев записал 18 февраля 1944 года характерный диалог: девушка-регулировщица, у которой украли (девушка употребила непечатный синоним) шинель, пообещала сослуживцам: «Кто найдет — получит поллитра и 8 раз».

Женщины были не только пассивными жертвами страстей, обуревавших вышестоящих начальников. Служба в армии давала многим из них, в особенности «из низов», шанс устроить свою жизнь. Лейтенант Борис Назаров на танцах в штабе попробовал ухаживать за девушкой, но наткнулся на жесткий ответ: «Слушай, у меня от больших звезд отбоя нет, а ты с маленькими лезешь». «Женщины в армии соревнуются по части военных званий своих воздыхателей», — замечает Ирина Дунаевская. А многие из них, как заметил младший лейтенант Владимир Кагарлицкий, гордились статусом ППЖ. «…Я спросил у двух военных девушек — вы, говорю, из какой части? А, говорят, ППЖ. Ничего себе?» — с возмущением записал в дневнике Кагарлицкий 2 октября 1943 года.

Война давала шанс не только любителям, но и любительницам любовных утех. Одна из не слишком разборчивых сослуживиц Дунаевской рассуждала об «особой прелести эпизодов случайной военной любви». Находившаяся на другом полюсе социальной лестницы санитарка Варька, служившая в одной роте с Эстер Маньковой, выражалась проще, чем любвеобильная образованная дама. Варька «всегда находилась не в санроте, а в землянке кого-нибудь из командиров. Но и бойцами не брезговала». Когда комиссар полка пытался призвать ее к порядку, посоветовав в конце концов позвать своего парня к себе, а не шляться по чужим землянкам, он нарвался на беззастенчивую реплику: «Если я всех своих парней стану приглашать, очередь будет стоять от санроты до КП (командного пункта)».

Военнослужащие-мужчины были убеждены в тотальной развращенности «фронтовых девушек». «Неужели на фронте нет ни одной честной девушки?» — задавал сам себе вопрос сержант Борис Комский. По воспоминаниям Юлии Жуковой, майор, встретивший прибывшую на фронт команду девушек-снайперов, первым делом спросил: «Ну, зачем вы приехали, воевать или…» Вопрос за него завершила одна из девушек: «б[лядо]вать?» Связист Виктор Залгаллер вспоминал о первой встрече с фронтовой девушкой-телефонисткой: «Она хохотала в трубку и говорила кому-то: „Иди, иди. У меня уже кобыла хвост подняла“». «Раньше я был в части, где не было девушек, и к циничным шуткам не привык», — заключил бывший ленинградский студент.

Борис Комский, познакомившись с приглянувшейся ему военной девушкой, записал в дневнике: «Не могу себе представить, что это чистое лучезарное личико принадлежит такой же бляди». Эта девушка, военный цензор младший лейтенант Римма Окольникова, с которой у него завязался бурный роман, казалась ему совсем другой, но все остальные… Комский познакомился с Риммой в феврале 1944 года. Несмотря на то что они служили в разных частях, влюбленные умудрялись встречаться. В январе 1945 года Комский получил открытку, в которой Римма писала: «Настроение жуткое. Хочется выругаться матом и закурить. Вообще, я скоро… Я скоро… Прости всё, но война… Я не хочу больше ничего понимать…» «А я НЕ МОГУ (выделено в тексте. — О. Б.) ничего понять, — записал Комский. — Что это значит? Что она скоро — станет такой, как и большинство военных девушек? Зачем же она мне тогда?» Роман закончился довольно печально. Когда Комский отыскал свою возлюбленную через несколько недель после окончания войны, она оказалась беременной от одного из своих начальников и как будто успела выйти за него замуж.

Василий Цымбал возмущался поведением девушек, которых было «достаточно много» в его части. «По словам доктора, только одна из них сохранила свою девственность. Остальные ведут себя достаточно распутно. Так мне приходилось слышать, когда одна из них говорила одному командиру, который ей годится в отцы, что она болеет без мужчины» (запись от 22 августа 1943 года). «Много мороки с нашими девушками. Ведут они себя не совсем хорошо, поэтому и отношение солдат к ним неважное», — записывает 14 ноября 1944 года сержант Василий Ермоленко.

Женщины отвечали мужчинам взаимностью. «Даже большие умные командиры — подлецы и развратники!» — записала 31 мая 1943 года Галина Докутович. Ирину Дунаевскую, которой постоянно домогались штабные офицеры, раздражал «окружающий разврат». Впрочем, ее раздражало поведение не только мужчин, но и женщин.

Как и другого ленинградского студента, Виктора Залгаллера, Дунаевскую неприятно поразила грубость и низкий культурный уровень служивших с ней девушек. Для них, принадлежавших к интеллектуальной элите советского общества (жители Ленинграда, студенты лучших вузов «второй столицы»), служба в армии стала своеобразным «хождением в народ». Который оказался совсем не таким, как их прежнее окружение:

Наряду с сугубо прагматическим подходом к отношениям с представителями другого пола в армии, разумеется, было немало и отношений вполне романтических.

Люди понимали, что с традиционными нормами морали что-то произошло. Замполит тылового госпиталя капитан Михаил Цымбал писал брату Василию:

Культовым во время войны стало стихотворение Константина Симонова «Жди меня», гимн любви и верности. Ему же принадлежит и стихотворение-перевертыш — «На час запомнив имена» (1941). В нем славится женщина, «легко» и «торопливо» заменившая солдату, которому «до любви дожить едва ли», далекую возлюбленную и согревшая его «теплом неласкового тела». Практически ко всем популярным песням военного времени о любви и верности («Темная ночь», музыка Н. Богословского, слова В. Агатова, 1943) неизвестные стихотворцы из народа сочиняли альтернативные варианты (иногда в двух версиях — мужской и женской). Эти песни-перевертыши пользовались немалой популярностью, и записи их текстов нередко встречаются в солдатских дневниках и воспоминаниях.

Приведу фрагмент альтернативной песни к знаменитой «Темной ночи», впервые исполненной Марком Бернесом в кинофильме «Два бойца» (1943):

Альтернативный текст (точнее, тексты, мужской вариант и женский ответ на него) появился и на популярную песню «Моя любимая» (слова Е. Долматовского, 1941, музыка М. Блантера, 1942). Варианты исполнялись на ту же мелодию. Мужской: