Соперницы - Нагаи Кафу

Теперь, когда все решилось, от той Кимирю, которая недавно была так смела в речах, не осталось и следа. Охваченная волнением, она все больше молчала и даже в ответ на шутку хозяйки чайной лишь покраснела, но не смогла выдавить из себя ни слова.

Тем временем занавес поднялся, и на сцену вышла девушка Кохару в исполнении Сэгавы Исси. При виде его Кимирю невольно отпрянула и укрылась за спиной Рикидзи, а лицо наполовину прикрыла носовым платком, который держала в руке. Однако украдкой она во все глаза и затаив дыхание смотрела только на героиню Сэгавы, девушку Кохару. В это время Рикидзи дернула её за рукав, и она снова безотчетно покраснела и учащенно задышала, а Рикидзи деловито заметила:

— Он опять смотрит сюда! Кими-тян, покажи ему как следует свое лицо.

Кимирю и сама уже заметила, что, играя на сцене свою роль, Сэгава время от времени бросал взоры на их ложу, делая при этом вид, будто смотрит в противоположную сторону. Замечание Рикидзи совсем её смутило, она вспыхнула и опустила голову.

В чайном доме «Тисюн», в гостиной на четыре с половиной татами, которая стала для Комаё и Сэгавы Исси обычным местом желанных встреч, расположился Сэгава Исси в двустороннем кимоно с мелким набивным рисунком. В трех местах непрокрашенными оставлены были очертания его герба «Юивата», но так, чтобы это не бросалось в глаза, — излюбленная техника мастерской «Дайхико». Сэгава непринужденно привалился на бок, подобрав колени, так что виден был край его длинного нижнего кимоно бежево-оливкового цвета с протравленным белесым узором «сломанные колесницы» — надо думать, его специально заказывали в лавке «Эриэн». Пояс был на старинный манер очень узким, из китайского атласа с вытканной продольной полосой и красной нитью вышитыми на конце иероглифами «Дзёгэн» — вероятно, товар из магазина «Хираноя», что в квартале Хаматё. То, что в одежде обычного человека казалось бы безвкусицей, на актере, исполняющем роли женщин, напротив, выглядело удачно подобранной вещью. Сэгава завел руки за спину, чтобы потуже завязать пояс, и уселся прямо.

Его футляр для трубки с изображением алых кленовых листьев в потоке сделал мастер Дайсин. К старинной застежке футляра прикреплен был кисет из золоченой кожи с тисненым рисунком: куколки в ярко-алых китайских платьях. А застежка кисета — и кто только её сработал! Иногда случается видеть длинные плетенки из бамбука, которые набивают галькой и укрепляют ими берег реки, — подобная плетенка была сделана из серебра, а внутри виднелись мельчайшие камушки из золота. Все это великолепие Сэгава небрежно сунул за пояс.

— Комаё, я ненадолго. Через час-другой вернусь. Хорошо? Ну, не молчи. Подай, пожалуйста, мою накидку.

Свою верхнюю накидку из черного крепа Комаё еще даже не успела снять. Она раздраженно ворошила золу в жаровне и не поднимала головы.

— Хорошо, подожду, — ответила она сухо и в сердцах схватила со стола бутылочку сакэ чтобы наполнить и так уже полную чайную чашку.

Исси мгновенно остановил её руку:

— Да что с тобой?! Я ведь все уже объяснил, ты сама на себя не похожа… Этот гость из Осаки покровительствует нам еще с тех пор, когда был жив отец… Нынче после долгого перерыва на гастроли в Токио приехал осакский актер Содэдзаки-сан, вместе с ним специально изволил пожаловать этот наш патрон…

— Но, братец, если это правда, то разве о сегодняшней встрече с этим господином не было известно заранее? Тогда почему же вы давеча сказали в гримерной господину Ямаи, что, если все закончится не очень поздно, вы приглашаете его провести с нами вечер? Теперь вы говорите, что на ту, другую встречу понадобилось идти внезапно… Я ничуть не сомневаюсь, и все-таки это уж слишком…

Видно было, что Комаё крайне уязвлена, она не успела даже договорить, как голос её перехватило от слез.

— Так, значит, ты ни за что не согласна меня отпустить. Ну, нет так нет. Я просто-напросто никуда не пойду.

Сэгава нарочно пугал её, желая вызвать ответную реакцию, но так и не добился чего-нибудь вроде: «Раз уж так вышло, вы должны идти», — она только без конца вытирала глаза платком.

Чтобы показать, что он никуда не спешит, Сэгава достал из-за пояса свою трубку и сделал затяжку. Словно обращаясь к самому себе, он обронил:

— Ты говоришь не ходить туда, вот я и не иду. Если этот господин откажет мне отныне в своем покровительстве — так тому и быть. — Он выбил трубку. — Ведь ты же потеряла благосклонность своего драгоценного патрона Ёсиоки. Теперь и я потеряю своего патрона — будем квиты, никто никому не обязан, никто ни на кого не в обиде.

Сэгава решительно улегся на бок, словно хотел сказать: будь по-твоему! Теперь уж женщине, имеющей слабость его любить, ничего не останется, как самой упрашивать, чтобы он непременно ушел от неё в другое место. Именно на это с самого начала рассчитывал Сэгава Исси, обладавший большим опытом «в преодолении любовных неурядиц. Ну а если женщина будет упорствовать и ни за что не согласится отпустить его, он тоже покажет свой характер, вырвется и уйдет помимо её желания. Сколько бы колкостей ни говорили друг другу любовники, но когда дело заходит так далеко, женщины совершенно теряют решимость. Если после этого на полгода или год оставить все как есть, то, хорошенько подобрав момент для нежного примирения, он сможет без труда вернуть её. Сэгаве, чтобы знать это, не нужно было изучать страницы книги «Сливовый календарь любви», посвященные соперничеству гейш Ёнэхати и Адакити, такие ситуации он и сам мог предсказать до самого последнего хода. Если говорить по совести, в глубине души он уже чувствовал, что охладел к Комаё. Он порвет с ней тогда, когда найдет подходящую замену. Пусть даже формального разрыва между ними не будет, ему надо, чтобы отношения не становились глубже, чем они есть. Комаё, похоже, и теперь уже в долгах, так что если он еще на полгода или год продлит эту связь, то в конце концов, волей или неволей, вынужден будет посадить её на свою шею и жениться. Если все действительно пойдет именно так, смирившись со своей судьбой, он рано или поздно соберется с духом и женится. В том, что сам он знал об этом, было его преимущество перед Комаё.

Комаё в этот момент тоже раздумывала, и ей было страшно представить себе, как будет злиться на неё Сэгава после, если сегодня вечером, ни за что не желая его отпустить, она будет настаивать и удерживать его против воли. Ведь это Сэгава, а у него необычный, совсем не подходящий для артиста характер: он думает только о себе, он упрям, он ни к кому не хочет подольститься… Может быть, за это Комаё так и любит его. А вдруг и правда из Осаки приехал какой-то солидный господин? Сэгава ведь прекрасно ей все объяснил… И уже совсем без прежнего гнева, смягчившись, она сказала:

— Братец, время идет, скоро станет совсем поздно. Пожалуйста, идите поскорее и поскорее возвращайтесь. Братец, я больше ни о чем не стану спрашивать… — Придвинувшись поближе, она с опаской заглядывала ему в лицо.

— Нет уж, раз сказал не пойду — значит, не пойду. — Всем видом показывая, как он утомлен, Сэгава уселся поудобнее. — Потом навещу его, извинюсь…